Нам показалось несправедливым, что в биографии Владимира Набокова отсутствует весьма интересный пражский период, тем более что он отражен в недавно изданных «Письмах к Вере» — его возлюбленной, затем невесте и жене Вере Слоним. В переписке Набоков откровенен и скрупулезен. В присущей ему манере он повествует о деталях быта, обстановки, особенностях пражской жизни не только их семьи, но и других русских, оказавшихся на чужбине, с которыми у Набоковых установились дружеские связи. Почти в каждом письме обсуждаются материальные проблемы, не позволявшие Владимиру просто купить билет на поезд до Берлина, чтобы поскорее увидеть любимую Веру.
Но что в этих описаниях правда, а что художественный вымысел? Мы решили в этом разобраться, а заодно изучить пражские адреса Набоковых: обидно гулять по улицам города, в котором бывал наш великий соотечественник, и не знать, где именно он жил.
Набоковых в Прагу привела трагедия. 28 марта 1922 года в Берлине был убит Владимир Дмитриевич Набоков, один из руководителей партии кадетов. Внезапно лишившись горячо любимого мужа и отца, семья оказалась к тому же в крайне стесненных материальных обстоятельствах: Владимир Дмитриевич был единственным кормильцем. В этих условиях и было принято решение о переезде Елены Ивановны Набоковой с дочерьми Еленой и Ольгой и младшим сыном Кириллом в Прагу. Семью сопровождала бывшая воспитательница девочек, верный друг и помощница Евгения Константиновна Гофельд.
Известный исследователь жизни и творчества Владимира Набокова Брайан Бойд так описывает этот переезд: «Поскольку пенсии выплачивали даже вдовам видных эмигрантов, Елена Ивановна в октябре 1923 года отправилась вместе с дочерью Еленой в Прагу, где их принял на своей вилле Карел Крамарж, государственный деятель и русофил. Вскоре к ним приехала и Ольга».
Каким же волшебным образом Елена Ивановна оказалась на вилле одного из самых влиятельных людей Чехословацкой республики? Вспомним, что супругой первого премьер-министра была Надежда Николаевна Абрикосова (в девичестве — Хлудова). Данными об отношениях между этими двумя женщинами мы не располагаем, но очевидно одно: в дореволюционной России они принадлежали к одному кругу наиболее предприимчивых и обеспеченных людей страны. Рукавишниковы (девичья фамилия Е. И. Набоковой) владели акциями ленских приисков, а Хлудовы — большим пакетом акций Кренгольмской мануфактуры. Тут необходимо упомянуть еще одну даму — графиню Софью Алексеевну Панину. На ее крымской вилле в Гаспре в 1900 году произошло венчание Карела Крамаржа и Надежды Абрикосовой, и там же, в Гаспре, спасаясь из охваченного мятежом Петрограда, провела зиму 1917 года семья Набоковых. Софья Алексеевна тоже окажется в эмиграции в Праге, с Еленой Ивановной ее до конца жизни будут связывать дружеские отношения.
Бывал на вилле Крамаржей и Владимир. Часто он присутствовал на званых ужинах, которые устраивались там, чтобы хоть немного «подкормить» полуголодных эмигрантов. «Продолжаются рауты у Крамаржа, — пишет он Вере Слоним, — с хозяевами не разговаривают, а только жрут, и недавно Кизеветтер подрался с каким-то другим старичком из-за заливного». Иногда он просто заходил, чтобы воспользоваться единственным в Праге телефоном: «...как только буду иметь возможность, позвоню тебе отсюда по единственному телефону, находящемуся в этом городе: в доме Крамаржа».
Владимир оказался в Праге в самом конце 1923 года. Первое его письмо Вере датировано 30 декабря. «…Набоков повез брата Кирилла, Евгению Готфельд, служанку Адель и таксу Бокса в Прагу, собираясь провести там две недели, пока все не устроятся в небольшой квартирке, которую Елена Ивановна сняла в районе Смихов на западном берегу Влтавы», — сообщает Брайан Бойд.
Сам Набоков описывает пражский быт семьи так: «Представь себе три комнатки: мебель — некрашеный стол, дюжина стульев, таящих занозы, семь постелей — сплошь деревянных, без матрацов, с перекладинами вместо днища <…> в кушетке обитают клопы <…>. Добавь ко всему этому неистовый холод в комнатах <…> и ты получишь изображенье нашей жизни здесь. Денег нет совершенно, вилок тоже, так что приходится питаться бутербродами. При первой возможности я перевезу маму обратно в Берлин…»
Интересно, что только этот адрес — Smíchov, Třída Svornosti, 37 — обозначен на письмах Владимира. Всего из этой квартиры он отправил Вере девять писем.
В этих условиях было создано «самое значительное из всех написанных к тому времени произведений Набокова в любом жанре». Речь идет о «Трагедии господина Морна», которая, по мнению Бойда, «в некоторых отношениях остается лучшей из его пьес». «…Может быть, оттого, что я пишу „Господина Морна“, сидя в шубе, на арестантской кровати, при свете огарка (это, впрочем, почти поэтично), он выйдет еще лучше», — рассказывал он Вере.
В письме от 8 января 1924 года есть интересная картинка пражского зимнего пейзажа: «Хочешь знать, какой у меня вид из окна, благо любишь снег? Так вот: широкая белизна Молдавы, и по белизне этой с одного берега на другой проходят черные силуэтики людей, похожие на нотные знаки: так, например, фигурка какого-нибудь мальчишки тянет за собой значок диеза: санки. За рекой — снежные крыши в далеком легком небе; а направо — тот феодальный мост, о котором я уже тебе писал». Любопытно, что Набоков здесь и в остальных письмах использует немецкое название Влтавы, написанное кириллицей, — Молдава.
Конечно, нам захотелось, опираясь на эту цитату, узнать, в какой именно квартире жила семья Набоковых. Поднявшись по винтовой лестнице на самый верхний этаж и выглянув из окна, мы с удивлением узнали, что гладь реки не просматривается даже оттуда. Třída Svornosti — вторая улица от реки, параллельная набережной. Угловой дом, в котором жили Набоковы, от Влтавы отделяют семь зданий большей этажности, вытянувшихся в одну линию. Район Смихов формировался в середине XIX века, при этом застройка производилась со стороны реки. Поэтому ко времени приезда в Прагу Набоковых территория от берега до их дома была уже застроена и выглядела так же, как сейчас. Тем более не мог Владимир видеть «тот феодальный мост» — речь, конечно, идет о Карловом мосте, который находится в двух километрах ниже по течению. Таким образом, проецируя тексты на реальную географию Праги, можно сделать вывод, что в письмах Набоков прибегал к приемам литературно-художественного вымысла.
Сегодняшних пражан может удивить описание замерзшей Влтавы. Оказывается, река, которую мы привыкли видеть круглый год свободной ото льда, в первой половине XX столетия замерзала каждую зиму. В последний раз она стояла подо льдом в феврале 1956 года.
В другом набоковском письме читаем: «Вчера был вечер, сошедший с фламандского полотна, неподвижный в туманной поволоке. Над снегами, в тумане, закат просвечивал нежно и смутно, как непроявленные цвета декалькомании (знаешь?). Перейдя реку по льду, я поднялся на холм — белый, в черных кустах голой бузины; холм с одной стороны обрывается вниз крепостною стеной, а на вершине его стоит темный двухбашенный собор, схваченный кое-где червонной резьбой, — словно лег славянский отблеск на готическую геометрию. Тут же, за чугунной оградой, находится и католическая скудельница: ровные могилки, золотые распятья. Над дверью храма — дуговой барельеф, оканчивающийся по бокам двери двумя головами — лепными выпуклыми лицами двух… шутов. У одного крупные, лукавые черты, лицо другого искажено кривою усмешкой презренья; оба — в тех лопастых кожаных шапках-капюшонах (напоминающих одновременно и крылья летучей мыши, и петушиный гребень), в которых ходили средневековые шуты. На других дверях я нашел еще несколько лиц таких — и выраженье у всех разное: у одного, например, прекрасный, строгий профиль — под складками грубого убора: ангел-шут. Мне нравится думать, что ваятель, обиженный нещедрой наградой, скупостью хмурых монахов, которых ему поручено было изобразить на стенах, обратил их лица, не меняя сходства, в лица шутов. А может быть, — это есть мне милый символ, — что только через смех смертные попадают в рай…». Пражане, конечно, узнали и холм, и собор — это, наверное, самое поэтическое описание Вышеграда с костелом свв. Петра и Павла.
В доме на Svornosti Набоковы прожили всего два месяца. И уже в письме от 24 января 1924 года появляется такая фраза: «Семья моя вынуждена переехать с этой квартиры на другую — вот тебе снова хлопья хлопот на плечи и унылые разговоры. Одно меня радует: послезавтра застрелится Морн...»
Чтобы найти следующий адрес, нам пришлось провести детективное расследование.
В архивном документе Полицейского управления Праги эта самая продолжительная по времени прописка обозначена по адресу: Karlin, Palackého 64. Там Набоковы прожили десять лет и два месяца: с февраля 1924-го по май 1934 года.
Это очень важный для семьи адрес. Судя по письмам, Набоков был здесь четыре раза: в августе 1924-го, в декабре 1926-го, в мае 1930-го и в апреле 1932 года. Вот как он передает свое первое впечатление в письме от 17 августа 1924 года: «Квартира у моих маленькая, но отличная — только цену на нее набавляют, а средств нет. Кроме того, с пяти часов утра начинается грохочущая процессия ломовиков, фур, грузовиков, так что спросонья кажется, что весь дом медленно катится куда-то, громыхая и дребезжа».
Из его писем Вере видно (а за время приездов сюда он написал их в общей сложности 22), как растет брат Кирилл, как сестры обзаводятся женихами, а затем дважды выходят замуж, как периодически страдает от астматических припадков Елена Ивановна. В этой квартире Елена Ивановна решает оставить у себя маленького внука Ростислава, сына Ольги. Материальное положение продолжает оставаться шатким, и в письме от 15 апреля 1932 года мы читаем следующие строки: «Боже, как мне хочется апельсинов. Тут и питаются недостаточно, а самое грустное — это то, что, пока я здесь, питаются лучше, чем обычно».
Описывает Набоков и счастливые моменты, проведенные с родными: прогулки, поездки в Добржиховице, поход в кино, встречи гостей.
В настоящее время в пражском районе Карлин нет улицы Palackého. Теперь она называется Křižíková и является центральной улицей этого динамично развивающегося района. Но если изменилось название улицы, то логично предположить, что могла измениться и нумерация зданий. Тогда как же найти дом, в котором жили Набоковы?
В этом помогла фотография из личного архива Владимира Петкевича, внука Ольги Набоковой-Петкевич, сестры писателя. На фотографии изображена Елена Ивановна Набокова со своим внуком Ростиславом, будущим отцом Владимира Петкевича. Они находятся на балконе, который имеет очень характерную чугунную решетку с флоральным дизайном, нетипичным для Праги. Пройдя по улице Křižíkova, мы обнаружили здание с такими решетками. Сейчас это дом № 68. Проведя сравнение, можно с большой уверенностью сказать даже, на каком балконе сделана эта фотография: это верхний балкон с правой стороны здания.
Еще один интересный факт, связанный с этим адресом Набоковых. Квартира состояла из четырех комнат, и по мере ухудшения материального положения две из них пришлось сдать. В одной из комнат с 1924-го по 1927 год в зимнее время проживала супружеская чета Ипатьевых: Николай Николаевич и Мария Федоровна. Это те самые Ипатьевы, в доме которых в Екатеринбурге был расстрелян Николай II с семьей. Потом Набоковы и Ипатьевы окажутся соседями по последнему их адресу, на улице Koulova 8 в Праге 6.
Со следующим адресом Набоковых, Sadova 32 в районе Дейвице в Праге 6, нам пока разобраться не удалось. Улица с того времени изменила свое имя и теперь называется Thákurova в честь индийского поэта Рабиндраната Тагора. Посетив этот адрес, мы обнаружили, что весь квартал зданий, включая дом № 32, занимает Химико-технологический факультет Пражского технического университета, и, видимо, как и в предыдущем случае, нумерация домов по этой улице со временем была изменена.
Набоковы прожили там всего пять месяцев: с мая по октябрь 1934 года. Мы можем только предполагать, что заставило их переехать на такой короткий срок.
В это время семья решает обзавестись собственным жильем и выбирает строящийся на кооперативной основе дом в том же районе Дейвице на улице Koulova, который был введен в строй в октябре 1933 года. Вернее, это были два соседних дома, принадлежавших кооперативу Patriotika. Елена Ивановна перебирается туда с дочерью Ольгой, ее сыном Ростиславом и Евгенией Константиновной. Сначала семья занимала двухкомнатную квартиру в доме № 6 по улице Koulova, затем переехала в соседний дом на Koulova 8.
Ютились они там в маленькой однокомнатной квартирке, которую нам любезно показал правнук Елены Ивановны Владимир Петкевич. Он хорошо знал эту квартиру, так как часто навещал там свою бабушку Ольгу.
Это жилище стало для Елены Ивановны последним. Отсюда она в марте 1939 года была госпитализирована с воспалением легких, осложненным давней астмой. Елена Ивановна скончалась в больнице 2 мая 1939 года. В это время Чехословацкая республика уже не существовала, и Владимир не смог приехать в Прагу на похороны. Покоится Елена Ивановна Набокова в православной части Ольшанского кладбища в одной могиле со своей верной подругой и помощницей Евгенией Константиновной Гофельд.
Литература:
Брайан Бойд. Владимир Набоков. Русские годы. Биография. СПб., 2010
Владимир Набоков. Письма к Вере. М., 2014
