В общем, каждое воскресенье прямо с утра отправляюсь со своим айпадом к аэропорту и задерживаюсь там до вечера, иногда до позднего. По выходным порт пустой, дежурят только два синоптика. Меня уже все там знают, в любую смену мне рады. Обязательно попьем чайку с нашими сладостями — обычно приношу вафельный торт «Полярный» либо горсть конфет фабрики «Красный Октябрь».

Среди чилийских друзей встретился уникальный человек, самостоятельно выучивший русский язык и пять раз путешествовавший по России. Он окончил философский факультет университета Сантьяго, вторая профессия — синоптик-метеоролог, неоднократно зимовал здесь, на острове. А еще он играет на тенор-саксофоне, выбирая время и место, чтобы не быть услышанным. Коллеги-чилийцы считают, что он слегка не в себе: у них каждую пятницу начинается веселье, в субботу продолжается — с грилем, активными возлияниями и плясками; в воскресенье все отдыхают, ибо в понедельник на работу. А он не пьет, не курит, ходит везде один, загадочно улыбаясь, и провести время с книжкой или написать что-нибудь в блог. Надо сказать, что мне все же довелось значительно позже услышать небольшую сольную программу Пато: предельно сдержанный человек в жизни и общении, он поразил экспрессивной манерой исполнения узнаваемых музыкальных тем с импровизациями в манере Джона Зорна.

Но речь не об этом, а о том, что как-то раз в августе, в самый разгар зимы, вышел я по известному маршруту, возрадовавшись чудной тишайшей погоде, веселому голубому небу, слепящему солнцу и приятной температуре минус девятнадцать градусов. Однако позабыл я перед выходом из дома посмотреть прогноз, доверившись действительности, данной нам в ощущениях. Это грубейшее нарушение, ибо штиль на нашем прекрасном острове — явление редкое, и означает он лишь перемену направления ветра.

…Вот уж вечер на дворе, домой пора. Облачаюсь снова в комбинезон свой непродуваемый, незаменимый, иду в диспетчерскую прощаться, а мне барышня-синоптик говорит: «Ты уверен? Может, останешься до утра?» И разворачивает ко мне монитор слежения, а там… Порывы ветра 47 метров в секунду, направление — со стороны станции, снег... Задуло с Антарктиды. Но все же надо выдвигаться. Шеф не рад будет, если кто-то не на месте в ненастную ночь. «Чао, — говорю, — я пошел». Чилийцы оторопели, но пожелали счастливого пути.

Ветер не беда, под правильным углом можно за час дойти. Но вот ледяная крупа, будто расплескивающееся в разных направлениях кипящее молоко, через некоторое время абсолютно дезориентирует. Через полчаса движения, больше похожего на странный танец на месте в паре со снежной королевой, стало понятно, что я просто не знаю, куда двигаться. Дует со всех сторон с одинаковой силой, полтора километра до дома не пройти, с тяжелым сердцем приходится возвращаться в аэропорт. Но где он, этот аэропорт?.. Направления все перепутаны и потеряны, кружу на месте, окончательно сойдя с дороги и сбившись с пути. Принимаю решение выбрать направление и следовать ему. Рельеф сложный, камни, снега по пояс, ногу подвернешь — конец... Сам весь мокрый от напряжения, комбинезон изнутри мокрый, снаружи ледяной. Замечаю слабые всполохи холодного света, прожекторы — значит, туда. Выбираюсь к комплексу антенн, от них по лееру до диспетчерской рукой подать, метров сто. Адреналин зашкаливает: несмотря на небольшое расстояние похода, длившегося полтора часа, секунды паники все ж были пережиты.

Вернулся в диспетчерскую в виде снежно-ледяного Йети. А на станции «Беллинсгаузен» уже снаряжают за мной поисковую партию. Связался с шефом, дал отбой. Василич сдержанно пожурил: всегда перед выходом смотри прогноз погоды, маленький что ли, и рация чтоб в кармане! А то ишь, понаехали… Антарктида не шутит!

Добрался домой в ИСЗ с попутным чилийским снегоходом, доставлявшим смену из порта на базу. Соседи шутят: «Как прогулка, коллега? Интернет устойчивый?» Позже узнал: в это же время один наш истовый богомолец спускался с горы из храма после службы, выбрал направление и побрел. Сдуло его градусов на шестьдесят, помогло лишь то, что уперся прямо в угол старого контейнера за ДЭС. Еще чуть правее — оказался бы в проливе Дрейка.

Ураган продолжался три дня. Когда находишься в доме и смотришь в окно, кажется, что летишь через пургу в вагоне поезда на бешеной скорости. Ощущение подкрепляется также изрядной тряской: наши дома приподняты на сваях, воздушные потоки бьют в стену и шевелят железную конструкцию под домом. Шеф объявил «Шторм-2» — это когда предписано всем сидеть на местах и не высовываться. Что ж, благодатное время, как в школе, когда уроки отменили. Каникулы!

Ураган стих так же внезапно, как и начался. Результат: на двух ангарах с техникой сорвало листы кровли, сломало радиомачту, заносы на всех воротах, входных группах и привычных путях передвижения. И не только у нас: повреждения были у уругвайцев, постройки чилийцев занесло по крыши. Предстояла напряженная неделя восстановительных работ и очистка подходов и подъездов к зданиям.

История повторилась пару недель спустя. Я тогда делал роспись стены у наших коллег, чилийских моряков. Это сибаритствующая островная элита: зимует восемь человек, основная функция присутствия представителей ВМФ Чили — собственно присутствие. На кабинете шефа надпись: «Губернатор острова Кинг Джордж». Я тоже хотел у себя на двери табличку «Царь» повесить, потом передумал: перед ребятами неудобно… В один из вечеров у них меня застал подобный шторм. Расстояние от их базы до моего ИСЗ — триста метров, но шеф моряков позвонил нашему, и я остался на ночь в офицерском номере. Утром все успокоилось, позавтракал у них и пошел на станцию своими делами заниматься, роспись завершил на следующий день.

Вообще, главное отличие зимовочного стиля жизни от привычного ритма — никто никуда не торопится. Всегда можно отложить, потом доделать. Поэтому среди профессиональных полярников много увлеченных рукодельников: моделистов, вязальщиков, вышивальщиков крестиком и собирателей Кижей из спичек. Успокаивает...
Зимой возле камбуза пасутся семейки футляроносов в ожидании подачки. Это такие белые птицы, похожие на крупных голубей с большими клювами. Когда их сменит поморник, можно считать, в Антарктиду стучится весна. Обычно это конец октября.

Вот они! Первые, голодные, изможденные перелетом через пролив Дрейка, наши две «ласточки», которые с весною в сени к нам летят. Это наши любимцы, загадочные и непонятные существа. Не боятся, подлетают, трогают тебя крылом — требуют еды. Выбирают, запоминают жертву, подлетают неслышно сзади, когтистой лапой срывают шапку и уносят в свое гнездо.

Прилетел поморник — начался сезон! Это означает прибавление дня, приближение белых ночей, приезд сезонного народа, неизбежное появление «Федорова». Начат обратный отсчет, зимовка пошла на убыль.
Аэропорт оживает. Почти каждый день самолет, иногда и не один, с конца ноября начали прибывать туристы. Каждые шесть дней самолет привозит 70 человек, которые пешком отправляются из аэропорта на берег через нашу станцию. Их сажают в лодки и доставляют на корабль, который совершает тур по Антарктике. Бухта наполняется судами разного класса, от океанских лайнеров до яхт с командой из двух человек. Количество людей у нас увеличивается до 40. Прилетели университетские орнитологи из Германии: руководитель группы Ханс-Ульрих со времен ГДР более 30 лет ведет ежегодные наблюдения за популяциями пернатых в здешних краях. Каждый год 21 июня в его гостеприимном доме в городе Йена в Тюрингии собираются антарктические друзья и коллеги. И я там был…
Замелькали дни все быстрей. Недели отмерялись банями и походом в аэропорт, а теперь в этом нет нужды: интернет появился рядом на чилийской научной станции Escudero. Людей и событий с наступлением сезона стало значительно больше. К нам приехала наша сезонная наука: гляциолог, почвоведы, биологи, лихенолог; все люди известные, заслуженные, профессора, неоднократно работавшие и здесь, и на других широтах. Прибыла группа киношников из Кельна — снимают авторский проект про Антарктику, живут у нас. Словом, бесконечный стремительный хоровод лиц и событий.

Среди прочего, в результате быстрых знакомств случались и забавные происшествия. К нам на станцию повадились в гости колумнист и фотограф «Нью-Йорк Таймс». Мы активно проявляли гостеприимство: чаи, разговоры, сауна, посиделки до утра. Через три недели вышел номер со статьей, после прочтения которой создается впечатление, что все станции вокруг работают на благо науки и человечества, лишь русские сидят в бане, пьют, а потом молятся.

Или вот Том Хэнкс с супругой и компанией заезжал к нам, провел немало времени на станции, любезно позволял всем фотографироваться с ним, оставил запись в книге посещений, а также отстоял молебен и в колокола позвонил. А впоследствии в некоторых таблоидах появилась информация, что Форест Гамп перешел в православие.

Повстречал я чеха, более тридцати пяти лет занимающегося выживанием на экостанции на соседнем острове. Ночевал у меня пан Павличек из города Писека, мило поболтали с ним: он по-русски, я по-чешски.
Произошло историческое событие, которое уж точно не повторится в обозримом будущем: первый визит Патриарха Всея Руси Кирилла в самый южный на Земле православный приход — храм Святой Троицы Живоначальной на российской научной станции «Беллинсгаузен», остров Кинг Джордж, Антарктида.
До самого последнего дня было неясно, прилетит к нам Святейший или нет — погода… Все подробно зафиксировано и представлено в сети — был целый отряд работников СМИ. Подарил ему акварель с видом нашей церкви, от станции вручили памятный диплом о событии (тоже моего исполнения). У каждого остались свои впечатления, наверное, слишком личные. Между собой потом говорили об этом мало и как-то неловко.
За две недели до прихода «Федорова» мне все же удалось сделать запланированную выставку: живопись, графика, объекты. Позвал всех на острове, все и пришли. Сделали перформанс с отцом Вениамином, показывал фильмы, играл на саксофоне — Пато мне его подарил перед своим отъездом, сказал, что у него еще есть. Грустный праздник...

«Федоров» забрал нас 25 апреля. В сжатой форме повторил выставку на корабле по пути домой.
Экспедиция закончилась 1 июня 2016 года в порту Санкт-Петербурга. А началась она 23 февраля 2015-го.

Проект мэйл-арт продолжается, письма поступают на мое имя и по сей день, их забирает на почте наш океанолог, оставшийся на второй год в 61-ю экспедицию. Всего мне пришло 46 писем, сделаю экспозицию в Праге. Не знаю пока где, может, на Главпочтамте... 

Дома, в Праге, спустя два месяца после возвращения все прошедшее, пусть и совсем недавно, кажется уже каким-то далеким, маловероятным беллетристическим переживанием, как от прочтения хорошей книги. Но что бы ни произошло, чем бы ни пришлось заниматься дальше, знаю: у нас, побывавших там, возник некий психосоматический фантомный орган, инструмент, ледяным камертоном ветра настроенный на эту волну. При слове «Антарктида» каждый может сказать про себя: «Прежним уже не буду».