Почти сразу после выхода книги в СССР наступил период коллективизации и индустриализации, а эпоха нэпа, на фоне которой разворачиваются события романа, осталась в прошлом вместе с Одесской бубличной артелью «Московские баранки», погребальной конторой «Милости просим» и прочим мелким частным бизнесом, не говоря уже о тайном Союзе меча и орала. В СССР книга сразу стала «неудобной», а с 1949 по 1956 год была фактически запрещена. К читателю «Двенадцать стульев» вернулись уже в позднее советское время, тогда же появились и знаменитые экранные воплощения похождений великого комбинатора (в 1971 году фильм Л. Гайдая, а в 1976-м М. Захарова).
В большинстве зарубежных экранизаций (их насчитывается порядка семнадцати) сценаристов заинтересовала исключительно авантюрная основа романа, советский мир 1920-х гг. так и остался для них загадкой, да они и не очень стремились ее разгадать. Польско-чехословацкая версия — тоже развлекательная комедия с вольным пересказом сюжета, буффонадой и трюками.
Пражский цирюльник Фердинанд Шуплатко (знаменитый чехословацкий актер Власта Буриан), проживающий по адресу Smíchov, U rovné zdi 516, получает письмо из Варшавы, в котором сообщается, что тетушка оставила ему наследство. Он тут же оставляет своих клиентов («Вы что же думаете, что вас будет брить миллионер?») и первым поездом уезжает в Польшу, но в пустом доме по адресу Křivé kolo, 12 находит только двенадцать старых стульев. Шуплатко поет «Mám já tohle zapotrebí»1, в отчаянии сбывает стулья антиквару Владиславу Клепке (его играет звезда польского кино Адольф Дымша), а потом случайно находит записку, в которой сказано, что в одном из стульев зашиты сокровища. Шуплатко бросается к антиквару, но мебель уже распродана. И тогда они вместе пускаются в погоню за богатством. А тот самый стул с сокровищами по недоразумению попадает в детский приют, и все деньги идут в пользу сирот.
Разумеется, кинематографический Фердинанд Шуплатко мало походил на созданный Ильфом и Петровым блестящий образ Кисы Воробьянинова, а Владиславу Клепке было далеко до великого комбинатора Остапа Бендера. Однако экранизация «Двенадцати стульев» положила начало чехословацко-польскому сотрудничеству в области кино.
В начале 1930-х гг. обе страны переживали подъем киноиндустрии. В Чехословакии число кинотеатров приближалось к 1000, ограничение импорта немецких фильмов благоприятно сказывалось на национальном кинопроизводстве, кино перестало быть развлечением обитателей рабочих кварталов, премьеры превращались в большие светские события; в Польше было свыше 800 кинотеатров, увеличилось количество экранизаций польских классических произведений, снимались мелодрамы, комедии, исторические киноленты, выпускалось много фильмов на идише. Цель производства совместной картины «Двенадцать стульев» была простой: увеличить сборы за счет зрительского интереса и проката одновременно в двух странах. В Польше текст романа впервые появился в 1929 году в журнале «Рабочий» (Robotnik) в переводе Галины Пилиховской, а в Чехословакии книга была переведена Йозефом Дымой и опубликована в 1933 году.
Надо отметить, что И. Ильф и Е. Петров с опаской относились к зарубежным переработкам своего романа для театра или кино. Переводчику В. Бинштоку, сообщившему им о намерении французской кинокомпании снять звуковой фильм, они ответили: «В целях сохранения художественной и политической целостности нашего произведения, а также для того, чтобы предохранить его от искажений („развесистая клюква“) и от неверного изображения советской действительности, мы ставим необходимым условием нашу личную консультацию при съемках этого фильма… Если фирма не собирается выпускать халтуры, то ей наша консультация может быть только весьма желательна. Мы настолько заинтересованы в том, чтобы наш фильм не исказил советской действительности, что согласны принять расходы по поездке на себя»2.
В том же 1933 году роман «Двенадцать стульев» попал в руки знаменитого сценариста и писателя Карела Ламача, и он написал свой сценарий. Авторы книги в работе над сценарием не участвовали, но об экранизации знали. «Во время своего первого визита в Варшаву в январе 1934 года они присутствовали на показе фильма; после сеанса их неоднократно вызывали на сцену. Авторы встретились тогда с Адольфом Дымшей — он рассказал об этой встрече в своем интервью „Литературной газете“ в 1960 году»3.
Съемки проходили в Праге (в районе Жижков и на Староместской площади), а также в Варшаве и Гдыне. Задействованы были актеры первой величины: Адольф Дымша (Додек) для польского зрителя был такой же звездой, как Власта Буриан для чехов, режиссер Анджей Вайда называл его «символом довоенного польского кино». Некоторые сценарные находки базировались на том, что чех Шлупатко не говорит по-польски, а поляк Клепка — по-чешски, но тяга к богатству помогает им найти общий язык.
Режиссером с чешской стороны выступил Мартин Фрич, автор целого ряда классических комедий (в 1933 году одновременно с фильмом «Двенадцать стульев» состоялась премьера его фильма «Ревизор», также с Властой Бурианом в главной роли), а с польской — Михал Вашинский. И если кто-то из участников кинопроекта и соответствовал образу Остапа Бендера, так именно Вашинский.
Миша (Мойше) Вакс (Misza Waks) родился в 1904 году в скромной еврейской семье в уездном городе Ковель Волынской губернии, входившем тогда в состав Российской империи. Во время немецкой оккупации в период Первой мировой войны юный Мойше перебрался в Варшаву, а затем в Берлин, предварительно сменив имя на польское (Михал Вашинский) и приняв католичество.
Из своей биографии Остап Бендер, как известно, сообщал только одну подробность: «Мой папа был турецко-подданный». Биография Михала Вашинского тоже полна загадок. Отец его был кузнецом, но называл себя «принцем» и, рассказывая о себе, каждый раз сочинял заново историю своей жизни, будто снимал о ней фильм. «Это был долгий путь: из довоенной Польши — в Мадрид, из Варшавы — в Рим, из закрытой еврейской общины прямиком в гостиные самых знаменитых вилл Европы. Это совершенно потрясающая история о человеке, который страстно мечтал стать кем-то другим и стал»4.
Как и Остап Бендер, который не представлял начала карьеры «без дивного, серого в яблоках, костюма», Михал Вашинский был модником и франтом: он носил роскошные пальто, щегольские брюки и вечерние смокинги с таким небрежным шиком, будто в них родился. Манеры его были безупречны.
Он искал работу, и судьба забросила его в кино, где он начал карьеру ассистентом режиссера, но вскоре стал правой рукой Ф. Мурнау. Умный, талантливый и хваткий, Вашинский быстро перенимал мастерство именитых режиссеров и в скором времени начал снимать сам: почти каждый пятый фильм, появившийся в Польше в 1930-е гг., не обошелся без его участия. За короткий промежуток времени Вашинский превратился в «кинопроизводственную машину». «Такая активность, конечно, не имела ничего общего с искусством. Критики либо смеялись над ним, либо ненавидели, однако публика Вашинского обожала, ведь он давал именно то, что им было нужно — легкое жанровое кино, до краев наполненное звездами первой величины»5.
Но не стоит думать, что весь творческий потенциал и талант режиссер растратил на легковесные комедии и водевили: в 1937 году он снял драму «Диббук» по пьесе Семена Акимовича Ан-ского «Меж двух миров», основанной на иудейской легенде о злом духе. И по сей день критики называют «Диббук» лучшим еврейским фильмом, созданным в Польше, и одной из лучших в мире кинолент на идише.
Начало Второй мировой войны застало Вашинского в Львове. Город заняли советские войска, и уже в ноябре 1939 года под контролем Совнаркома и НКВД СССР из города стали выселять поляков («контрреволюционеров» и «социально чуждый элемент»). Железнодорожными эшелонами их отправляли в отдаленные области Советского Союза: Архангельскую, Кировскую, Новосибирскую, Омскую, Пермскую, Свердловскую, на Алтай и в Красноярск. В числе депортированных был и Вашинский. В 1940 году из поляков, оказавшихся на территории СССР (интернированных, военнопленных, амнистированных заключенных, спецпереселенцев, высланных) начали создавать польскую армию, подчиненную Верховному командованию СССР. 6 августа 1941 года во главе ее встал генерал В. Андерс, и Михал Вашинский был среди тех, кого отправили служить в «Армию Андерса». С нею позже он ушел в Иран, а затем в Египет и Италию, где участвовал в битве при Монте-Кассино и снял ее для истории.
По окончании войны Вашинский остался в Италии и вернулся к любимой работе в кино. Он выступал в роли продюсера, сотрудничал с голливудскими и европейскими режиссерами (Орсоном Уэллсом, Витторио Де Сика), с начинающими актерами и звездами (Софи Лорен, Одри Хэпберн, Авой Гарднер). Он женился на богатой итальянской аристократке, до конца своих дней жил в Италии и выглядел как настоящий светский лев.
А та первая экранизация «Двенадцати стульев» не оставила заметного следа в кинематографе — легкий, авантюрный фильм дошел до наших дней лишь как часть эпохи, зарисовка о короткой межвоенной передышке в истории Европы.
1 Эту песню написали польский композитор Владислав Даниловский и поэт-сатирик Марьян Хемар, двоюродный брат писателя Станислава Лема, чешский вариант текста принадлежит известному поэту-песеннику Ярославу Моттлу. Через несколько лет мелодия станет популярной и в Советском Союзе: в 1938 году песню «Му-му» исполнит Леонид Утесов, однако автором музыки будет указан не Даниловский, а музыкант оркестра Михаил Воловац.
2 Письмо В. Бинштоку от 3 мая 1931. — ruslib.net/read/b/9298/p/131.
3 Деменок Е. Ильф, Петров и Прага. // Русское слово. 2015. № 6.
4 Klimek K. He managed to fool the world. Michał Waszyński. // Jewish journal. — jewishjournal.com/culture/lifestyle/102060.
5 Там же.