Михаил Дашевский занимается, по его собственным словам, «бытовой фотодокументалистикой», запечатлевая не фактуру, а жизнь. Выставка «Родная земля» составлена из материала, накопленного в течение нескольких десятилетий; в экспозицию вошли работы из книги «Затонувшее время. Россия ХХ век, 1962—1992», получившей первый приз на международном конкурсе в Братиславе, и альбома «Обыденное. Москва. Фотографии 1962—2002 гг.», а также «накладушки» (т. е. сдвоенные изображения в одном снимке) из альбома «Московский палимпсест».
Свой стиль автор называет «документальным импрессионизмом»: нет постановочных снимков, показано только то, что «зацепило» фотографа. «Это мое восприятие жизни с 1962 по 2002 год, связанное с тем, что я живу в России и никуда из нее не уехал, — говорит Михаил Дашевский. — Я привык слышать русскую речь, это моя страна, со всеми ее ужасами и безобразиями, о которых написаны целые романы, например, Василием Гроссманом или Николаем Никулиным („Воспоминания о войне“). Все это укладывается в одну картину, и надо ее показать, но не в лоб, не по-черному, а через художественные впечатления, чтобы у человека, который смотрит на эти снимки, возникало собственное отношение к происходящему».
Михаил Аронович Дашевский подчеркивает, что он не профессиональный фотограф, поскольку никогда не работал в редакциях — он доктор технических наук, специалист по виброзащите зданий, но его личная история неотделима от истории страны. «Я родился в 1935 году, а в 1937-м на Первое мая отца забрали и дали ему десять лет. Маму не взяли, потому что она с ним развелась, а я был в то время совершенно больным ребенком. Отец отсидел и вышел в 1947-м с правом поселения в районе 100 километров от того места, где сидел. Мы с мамой навестили его в 1949-м. Все эти годы мать боялась, что начальница отдела кадров на работе спросит ее, а что тут делает „жена врага народа“?.. А у меня был только один выход: я должен был учиться на пятерки, чтобы без экзаменов поступить в институт. Дальше была работа на стройках Братской и Сталинградской ГЭС, а потом 40 лет в строительном институте в Москве».
В 1969 году Дашевский стал членом московского фотоклуба «Новатор» и сотрудничает с ним долгие годы. Это объединение фотографов-любителей возникло в 1961 году в одноименном дворце культуры в Москве и стало своеобразным «инородным элементом» — свободным, неподцензурным. Клуб учредили А. В. Хлебников и Г. Н. Сошальский; выставки с успехом проводились во многих городах СССР, а фотографии участников публиковались газетах и журналах.
«Сначала образовалась команда пенсионеров, фотографов-прикладников, потом в клуб стали приходить молодые люди, которые снимали и обсуждали московскую жизнь с этими прикладниками. В столице тогда не было ни одного фотографического учебного заведения, кроме ВГИКа, где готовили кинооператоров, у которых был курс фотографии; а обучали их по-пролетарски: отображать то, что надо и как надо, даже если к реальности это не имеет никакого отношения», — рассказывает Михаил Дашевский. Фотоклуб «Новатор» не прекратил своей работы ни во время «застоя», ни в постсоветское время, существует он и по сей день.
Михаил Дашевский признается, что для него очень важно, что выставка «Родная земля» состоялась в Праге, поскольку долгие годы это было его «безумной мечтой»: «Все мы в нашем клубе „Новатор“ были воспитаны на журнале „Чешское фото“, на Вацлаве Йиру, на Судеке», — говорит фотограф.
На снимках М. А. Дашевского привычная, повседневная советская жизнь: кандидаты и доктора наук, которые разгребают на овощной базе гнилые овощи, грузят их в бочки и отвозят на помойку; старые московские дворы и переулочки; дикие озера и деревни Советского Союза, в которые можно попасть только на лодке; «античности» и «венеры» — скульптуры, спрятанные в глухих питерских «колодцах»; улицы Солянка и Сретенка; советские очереди.
Дашевский — певец Москвы ХХ века с ее причудливыми двориками и коммуналками. Он рассказывает, как однажды приятель привел его в Кисельный тупик, где между двух обшарпанных кирпичных стен имелся проход шириной 80—90 сантиметров, который вел в совершенно потрясающий московский двор. Пятнадцать лет фотограф снимал жизнь его обитателей. Сегодня из того дома выселили всех жильцов, теперь там банк.
«Что такое коммунальная квартира? В ней живут пять семей, 22 человека. До революции такие квартиры принадлежали адвокатам или другим уважаемым людям, высота потолков в них составляет 3,75 метра, и я в детстве думал, что потолков нет вовсе, настолько высоко они находятся. Каждая семья обитает в своей комнате. Отношения в коммуналке отнюдь не вегетарианские, но и не злодейские: мышей в суп никто никому не подбрасывает, но шубу у соседа украсть вполне могут. В кухне у каждой семьи есть свой столик, открытые окна подпираются старыми чугунными утюгами, на подоконнике сидит голубь. Я с этим голубем недели две договаривался, чтобы он не улетал, когда я приду снимать, а сидел и ждал меня», — рассказывает Дашевский.
На снимках 1960—70-х гг. СССР — «самая читающая страна в мире»: вот какой-то человек, совершенно не обращающий внимания на происходящее вокруг, увлеченно читает книгу. Что он читает: «Приключения барона Мюнхгаузена» или Библию? Дашевский часто произносит слово «красиво»: картинка должна быть красивой, только тогда она найдет отклик в сердцах зрителей.
О каждом из героев своих фотографий автор способен рассказать целую историю: «Вот с этим дядей Колей я за грибами ходил, мы с ним беседовали. Это деревня Цветково. Он сидит, правит косу, а я его снимаю, и мы разговариваем. А вот женщина с суровым русским лицом из деревни на реке Керженец. Там стояли огромные сосновые боры, потом военные пригнали лесорубов и вырубили все, а местные только этим и жили, они зависели от этих боров. И остались во всей огромной деревне два человека — эта женщина да ее муж».
Дашевский показывает другой снимок — «портрет очень мужественного человека», ученого-микробиолога Александры Сергеевны Троицкой (1896—1979). Работая в астраханском лепрозории, Троицкая заметила, что изменение цвета кровяных телец является показателем ранней стадии проказы, а значит, можно научиться раньше выявлять болезнь и эффективнее с ней бороться. Ее исследования были объявлены противоречащими «марксистско-ленинской науке», она лишилась работы. В 1938—39 гг. А. С. Троицкая выступила перед научным сообществом с докладом о том, что грипп имеет сезонный характер, но опять осталась неуслышанной. И, наконец, работая микробиологом в калужской больнице, она создала аутовакцину, которая позволяла лечить ранние стадии рака и облегчала постоперационный период, но ей запретили вести разработки. Однако когда ее вакцина помогла в лечении кого-то из руководящих партийных работников, он добился, чтобы ей разрешили изготовить одну ампулу и отправить ее на дальнейшее исследование. Хотя значение этих опытов было огромным, препарат не получил признания, возобновить клинические испытания не удалось. «Я тогда приехал к ней и рассказал, что прочел маленькую заметку о том, что в Швеции подобную вакцину все-таки изготовили. Она говорит: да, я тоже читала...», — рассказывает Дашевский.
Большие события истории также попали в объектив внимательного наблюдателя: Красная площадь, где женщина с метлой смахивает листья с мавзолея в тот самый день, когда был отправлен в отставку Хрущев; кремлевские бонзы; московская демонстрация 1968 года — года Пражской весны, когда в Москву приехали «правильные чехи», а Брежнев разъяснял им, что в СССР все живут счастливо, и скоро они, чехи, тоже станут счастливо жить. «В тот день 1968 года я случайно оказался на Красной площади: шла демонстрация, а для поддержания общественного порядка не хватало дружинников, и нас с работы отправили вытаскивать пьяных из праздничных колонн. Их надо было аккуратненько оттуда доставать и прислонять к ограде Александровского сада. Когда мы вытащили всех нетрезвых, к нам подошел милиционер и сказал: „Вы хорошо поработали, а теперь идите и посмотрите: в первом ряду есть место, а на трибуне сейчас вся власть, вы всех увидите“. Мне тогда удалось сфотографировать и Брежнева, и Косыгина, и Индру», — вспоминает Дашевский.
В начале 90-х настали новые времена: капитализм пришел без предупреждения, работы не стало, и люди выходили на улицу продавать все, что только можно продать. «Благодаря реформам Гайдара в магазинах тогда все появилось, но по совершенно диким ценам, а сбережения у всех отняли — это называлось шоковая терапия: одним шок, а другим санаторий», — говорит фотограф. «Лихие девяностые» его камера зафиксировала тоже.
Михаил Дашевский начал снимать в те дни, когда подобные фотографии публиковали или выставляли редко, за них не платили гонораров, советский зритель их почти не видел, однако это не остановило фотографа, который упрямо документировал на пленке бесценные моменты жизни. Не иллюстрации времени, но само время отпечаталось в большом формате фотографий, представленных в пражской галерее Zahradník.
