Фанатики-террористы попрали нашу общую святыню — свободу слова. Каковы будут последствия изуверского убийства журналистов Charlie Hebdo — неизвестно. Но хорошо известна реакция свободных людей. Они не смирились и не смирятся с угрозами тех, кто ненавидит свободу.

Лично мне глубоко чужд стиль, формат и тематика многих рисунков, которые были нормой для сатириков из Charlie. Но намного омерзительней подлое убийство этих людей группой фанатиков.

Поэтому, говоря мягко, удивляет, когда в беседах с россиянами и в русскоязычных социальных сетях все чаще звучат рассуждения вроде: в этом налете виноваты сами жертвы — надо быть осторожней с именами и образами...

Или: виноваты власти, думая, что современные конфликты останутся на окраинах развитого мира и убийцы не придут со своими нравами и привычками в мирную, толерантную, политкорректную Европу...

2.

Стоп.

В последние десятилетия россияне не раз были жертвами террористических атак. Они унесли немало жизней ни в чем не повинных людей.

Вспомним: в июне 1995 года была захвачена больница в Буденновске. Тогда по официальным данным погибли 129 человек, 415 было ранено.

Октябрь 2002-го — в Москве 916 человек были взяты в заложники во время мюзикла «Норд-Ост» в здании Дома культуры на Дубровке. Из их числа (опять же — по официальным данным) погибло 130 человек. 

В сентябре 2004 года террористы ворвались в школу в городе Беслане. Страшный исход — 334 погибших, более 800 раненых.

Гибли люди во время других терактов и во время взрывов в Москве и других городах. И подавляющее большинство россиян не спрашивало: а не виноваты ли в этом российские власти, думающие, что террористы не придут в Россию и в Москву?

Все знали, кто виноват. Это боевики. Безжалостные фанатики.

Так почему сейчас звучат такие рассуждения по поводу французских журналистов и властей? Потому, что те, кто ненавидит наш образ жизни, нашу культуру и свободу слова — теперь убивают вдали от Москвы, объясняя при этом свои действия защитой оскорбленных религиозных чувств?

3.

Безусловно, святыни ислама (как и любые другие) достойны уважения. И свобода совести — ценность не меньшая, чем свобода слова. Но если кто-то, кому показалось, что его чувства оскорбили, берет калашников и идет убивать — это не борьба за духовные идеалы. Это только преступление. И больше ничего. Преступление.

Да, кто-то, пожалуй, может заявить, что, мол, история общества — это история отчаянных смельчаков, потешавших и вразумлявших человечество своей сатирой, за что оно, благодарное, в ярости цивилизованно тащило их на гильотину. А спустя годы — каялось и возводило мемориалы. Да, такое случалось. Увы. Увы человечеству. Но здесь-то мы имеем дело не с ним. А с двумя стрелками — посланцами подпольной террористической армии, решившей не только казнить неугодных ей журналистов, но и напугать и запугать их коллег. Заткнуть им рот. Растоптать свободу слова.

4.

Довольно.

Убитые не виноваты. Они соблюдали свои — французские — законы, обычаи, этический кодекс и стандарты культуры СМИ. Широко известно: готовность едко высмеять любое лицо или организацию, а попутно, быть может, и связанные с ними символы, ритуалы, образы и взгляды — глубоко укоренена в журналистской традиции Франции. Это нормально для французских сатириков еще с тех времен, когда свобода слова еще не стала повседневной обыденностью и ценностью.

Припомним хотя бы отношения Франсуа Рабле с католицизмом… Карикатуриста Фаустина Бетбедера с императором Наполеоном III. Или основателей и сотрудников сатирических изданий Hara-Kiri и Нara-Kiri Hebdo — c французскими властями, европейскими политиками и обывательскими представлениями о морали и приличиях. Их карикатуры, фотоколлажи и памфлеты называли безнравственными и циничными. Их обвиняли в покушении на признанные обществом святыни. Их публично критиковали. Их высмеивали в ответ. На них подавали в суд. Их штрафовали и закрывали.

За что?

Да за то, что из номера в номер бесили обывателей и филистеров. Отвечая на ежедневный вызов лицемерия, лжи и предрассудков, который бросали людям политика, искусство и мораль мейнстрима, беспощадным сарказмом и издевкой. Но беспощадность карикатуры и фельетона — это не беспощадность автоматной пули. И то, что, по мнению классика, «злые языки страшнее пистолета» — не повод хвататься за оружие.

Журнал Нara-Kiri запретили. Министр внутренних дел решил, что один из заголовков в журнале — глумление над только что скончавшимся президентом и национальным героем генералом де Голлем.

Но это не помешало изданию уже вскоре выйти под новым названием. Сохранив при этом то же презрение к стереотипам и жесткость сатиры, выходящей порой на грань абсурда. Но это не пугало французов. А напротив — помогало им изжить страх, злобу и склонность к насилию, гнездящиеся в темном чулане подсознания. И предлагало им, открыто смеясь над собой, побеждать повседневность и ее ужас.

5.

«Ужас» по-французски — La terreur.

Посеять ужас — задача террористов. Именно для этого они убивают, взрывают и жгут. Для этого — угрожают.

Немало угроз получали и журналисты Charlie Hebdo. Они отлично знали: рядом с ними политические силы, презирающие свободу, формируют и растят среду, враждебную их обычаям и ценностям. Бывало — редакцию и сотрудников охраняла полиция. Но они продолжали работать. Потому что для них свобода слова, право говорить, право смеяться — неизмеримо выше страха перед угрозами. Теперь они — национальные герои. Ценой своей жизни.

Такова цена подлинных идеалов. Один из них — свобода слова. Право говорить.

Защитить и отстоять его предстоит всем, кому чужд ужас и близко Слово.

В Париже, Праге, Москве. Везде.