По распространенной версии, Каров родился 29 апреля 1902 года в Курске и во время Гражданской войны на Юге России юношей покинул родину вместе с семьей. Он жил во Франции, владел спортивным залом, а в 1940 году переехал по трудовой мобилизации в Германию, где работал переводчиком на авиамоторном заводе. После нападения рейха на СССР Каров поступил в Абвер, лейтенантом и обер-лейтенантом служил в качестве контрразведчика в войсках 18-й армии Вермахта под Ленинградом, 3-й танковой армии под Витебском, 16-й армии в Курляндии, а весной 1945 года состоял прикомандированным в чине капитана к разведывательному отделу штаба РОА (ВС КОНР). В 1945—1946 гг. находился в американском плену и как офицер, не имевший советского гражданства, сумел благополучно избежать принудительной репатриации. В последний период жизни в ФРГ участвовал в деятельности военно-политических организаций русской эмиграции и мюнхенского Института по изучению истории и культуры СССРⁱⁱ.

Однако все вышеприведенные сведения сообщал своим корреспондентам сам Каров, поэтому они до сих пор нуждаются в проверке. Датой сравнительно ранней смерти власовского капитана, скончавшегося в Мюнхене, считается 20 сентября 1961 года, хотя обстоятельства ухода Дмитрия Петровича из жизни неизвестны, если вообще речь не идет о продуманной инсценировке, например, в связи с его возможным конспиративным отъездом в Южный Вьетнам в качестве консультанта по борьбе с партизанами. Перу Карова-Кандаурова принадлежит ряд статей и воспоминанийⁱⁱⁱ. Вместе с тем еще многие его материалы находятся в архивных коллекциях и частных собраниях, а подлинная биография их автора требует тщательной реконструкции.

Зависимость [немцев] от русских сотрудников

Почти с самого начала войны и оккупации территории СССР немецкая разведка и контрразведка оказалась в исключительном положении. Вся информация получалась только от жителей занятых областей или вообще от быв[ших] подданных^iv СССР, и избежать этого было нельзя. Причины были указаны мною в первой лекции^v. Среди этой агентуры была довольно большая прослойка интеллигентных и образованных людей. Большинство из них работали из идейных, а не материальных соображений; жизнь свою ценили мало и поэтому могли влиять на органы, в которых служили.

Агентура из старых эмигрантов

Немецкие органы разведки в начале войны вообще не имели русских агентов из жителей СССР. Имелось очень небольшое число русских агентов, навербованных среди русских эмигрантов, проживавших в сопредельных с СССР странах и Чехословакии, но оказавшихся для работы в оккупированных областях СССР совершенно непригодными, ввиду полного незнания [реалий] тамошней жизни. Так, например, из 11 эмигрантов, набранных Абвером 18-й армии в г[ороде] Нарва к началу сентября 1941 г., погибли 9 человек в районе г[орода] Луга за один октябрь месяц.

Поэтому немецкая разведка стала вербовать агентов среди быв[ших] советских граждан.

Трудности при вербовке советских граждан

В начале [войны] немецкая разведка вербовала своих агентов в лагерях военнопленных. Здесь представилось много трудностей.

1. Первой трудностью оказалось недостаточное количество немецких офицеров, владеющих русским языком. Вербовка при помощи переводчика давала очень плохие результаты. Большинство вербуемых не желало говорить при свидетелях^vi, да к тому же обычно — балтийцев.

2. Немцы плохо разбирались в советских условиях [жизни] и часто просто не представляли себе, каким образом какой-нибудь майор, имеющий орден за участие в Гражданской войне, является по существу идейным противником советского режима и Сталина^vii.

3. Привычка иметь дело на Западе, во Франции, Бельгии и т. д., с агентами, для которых материальная сторона имела доминирующее значение. Немцам в начале [войны] было очень трудно признать, что при вербовке русского агента главную роль играла идейно-политическая установка, а материальная сторона отодвигалась на последнее место.

Общая установка Абвера при вербовке русских агентов

К осени 1941 г. под влиянием опыта и частично старых офицеров Абвера, работавших [в разведорганах] еще в Первую мировую войну, были выработаны общие линии вербовки граждан СССР и в частности военнопленных.

1. При вербовке делали упор на идейные, патриотические чувства, указывая, что своим сотрудничеством с Абвером агент поможет свергнуть режим Сталина и в то же время даст возможность немцам разобраться в том, кто является действительно сторонником Сталина, и кто его противник^viii.

2. Всякий честный агент своей работой помешает гибели многих невинных людей, как русских, так и нерусских.

3. Война вызвана Сталиным, несет ответственность за нее именно он, поэтому агент и не должен чувствовать угрызения совести, работая с немцами. Ведь Сталин представляет собой не русскую власть, а [власть] интернационального коммунизма^ix.

Моральный кризис нового агента

Через довольно короткое время выяснилось, что почти всякий завербованный агент после исполнения нескольких заданий переживал очень сильный и опасный моральный кризис, который мог кончиться или уходом к Советам, или добровольной смертью агента, если начальник агента вовремя не принимал соответствующих мер. Кризис этот вызывался с одной стороны тем, что очень мало из того, что агенту было сказано при вербовке, было правдой; всякому русскому позже становилось ясным, что немцы стараются завоевать и уничтожить русский народ. С другой стороны — самой работой агента, очень часто носящей характер предательства по отношению к своим соотечественникам. Только после этого кризиса можно было считать агента окончательно завербованным^x.

Особый подход к женщинам

Подход при вербовке к женщинам был особенно осторожным. Прежде всего, надо было убедить их, что вербующий никаких личных целей при этом не имеет. Советская пропаганда всегда делала упор на то, что немцы смотрят на женщину только как на существо, способное доставлять им удобства и удовольствие. Помимо доводов, приводимых мужчине-агенту, женщине указывали, что равноправие женщин в Советском Союзе — миф и ведет только к тому, что ее заставляют делать вредную для нее мужскую работу^xi. Материальная сторона при вербовке женщин играла несравненно большую роль, чем при вербовке мужчин. Женщина в СССР острее чувствовала лишения, чем мужчина. После войны советское правительство поняло, как неосторожно оно поступило, лишая жительниц СССР элементарных предметов женского кокетства, и заполнило ими магазины по западному образцу^xii.

Первые вербовки в лагерях военнопленных

В лагерях военнопленных находились к осени [19]41 г. сотни тысяч людей^xiii самого разнообразного происхождения, образования и служебного положения.

При вербовке наилучший и верный элемент представляли люди так или иначе пострадавшие от советской власти^xiv или же понявшие ее обман, увидев эту власть при зареве войны. Но и эта масса распадалась на отдельные категории, требовавшие специального подхода при вербовке.

Особый интерес представляли из себя советские командиры, видевшие трусость и бегство партийного начальства и гибель из-за бессмысленных приказов тысяч солдат и офицеров^xv. При вербовке этой категории обычным аргументом служил, помимо указаний на ненужную гибель товарищей, расстрел Сталиным маршала Тухачевского и десятков тысяч командиров Красной армии^xvi.

Политические работники в лагерях военнопленных встречались редко^xvii, да они и тщательно это скрывали. Тем не менее Абверу удалось завербовать несколько таких агентов, оказавших ему большую услугу. Эти люди шли на вербовку или потому, что они были обижены советской властью, или потому, что думали, что советский режим проиграл войну и старались путем работы с немцами обеспечить себе будущее, или, наконец, рассчитывая бежать обратно к своим. Многие из них не любили Сталина, но всего лишь единицы отрицали советский режим.

Одним из крупных резидентов Абвера 18-й армии был Тулинов^xviii, завербованный в сентябре [19]41 г. в лагере для военнопленных в Волосово^xix. Он служил комиссаром^xx на миноносце Дальневосточной эскадры. Тулинов был искренним коммунистом, но после расправы над Тухачевским и Блюхером сильно задумался и стал вести дневник, о чем проговорился в пьяном виде своему товарищу. Последний донес на него, но при обыске дневника не нашли, и хотя улик против Тулинова не было, все же, продержав в тюрьме несколько месяцев, его отправили простым матросом в Балтийский флот. Тулинов говорил мне, что то, что он увидел в тюрьме и испытал, служа матросом, убедило его окончательно, что лучше с чертом драться против Сталина, чем служить ему. Тулинов-Шмелинг уже в немецкой разведке участвовал во взятии в плен [генерала] Власова^xxi, и как только образовалась РОА, перешел в нее, несмотря на все препятствия, чинимые немцами.

Другим характерным примером может служить майор инженерных войск Х., завербованный мною в лагере военнопленных в г[ороде] Чудово. Это был очень интеллигентный человек, занимавший крупный пост до войны. На его стройке работало очень много заключенных и аргументом при вербовке послужило существование рабского труда в СССР. Инженер этот через два месяца работы агентом Абвера пережил очень тяжелый моральный кризис и по его просьбе был переведен на какие-то строительные работы в глубокий тыл.

При вербовках в лагерях многие офицеры Абвера, [а также] особенно СД^xxii, возлагали большие надежды на вербовку нацменов, украинцев, грузин, татар и т. д. Надежды эти не оправдались, агенты из нацменов слишком отличались уже одним своим видом от окружающего населения и потому обращали на себя внимание. С другой стороны, аргумент, на который так надеялись немцы, — отделение их стран от СССР в будущем и полная их самостоятельность — не всегда имел успех. От СССР отделяться они хотели все, но от свободной России — не всегда, так как верно думали, что в таком случае станут вассалами немцев.

Вербовка среди населения

Вербовку среди населения надо разделить на виды. В деревнях, начиная с [19]42 г., т[о] е[сть] с появлением партизан, вербовать было очень легко, так как крестьяне, сообщая о партизанах и их агентуре, защищали этим свою жизнь и имущество. Помимо этого, все [жители] друг друга хорошо знали, и проверка прошлого не представляла труда.

Вербовка агентуры в городах была затруднена:

1. Горожане яснее и скорее увидели завоевательную политику немцев, чем крестьяне.

2. Они в общем стали жить хуже, чем при советской власти, так как немцы совершенно не заботились о снабжении, отоплении и т[ому] п[одобном] русских городов. В деревнях же наоборот: с приходом немцев жизненный стандарт местами резко поднялся^xxiii.

3. Презрение к сексотам, которых в городах было достаточно и при советской власти, отталкивало горожан от службы в разведке.

Особую категорию представляли добровольные агенты, т[о] е[сть] люди, сами являвшиеся с предложением работать для разведки и контрразведки. К ним подходили с большой осторожностью, так как начиная с [19]42 г. среди этих людей было большое количество советских агентов, присланных со специальным заданием поступить [на службу] к немцам и снабженных всеми нужными легендами и документами (сидел в КЦ^xxiv, был в штрафном батальоне и т[ому] п[одобное]). Например, в феврале [19]42 г. отделом ГФП^xxv г[орода]^xxvi Сиверская был доставлен к Абвер-офицеру 18[-й] армии молодой человек 22-х лет, явившийся сам в ГФП. Он рассказал, что по рождению является немцем, его родители долго жили в СССР, в начале войны были арестованы и сосланы. Сам он успел скрыться и проживал под чужой фамилией. Затем он указал адрес своего дедушки, жившего в одном из городов Германии, и просил принять его на службу в разведку. Проверка в Германии показала, что действительно в том городе жили [с] указанной фамилией старик и старуха, но они умерли в [19]41 г. В городе же [они] жили недавно и никто не знал, есть ли у них внук в России. Молодого человека приняли на службу, и он дал несколько незначительных дел, но при этом обратил на себя внимание слишком хорошим знанием техники контрразведки и некоторых специфических выражений. При допросе после ареста он признался, что прошел специальный курс по разведке в Ленинграде, где его снабдили легендой и документами. Указал также и свой «почтовый ящик». В его задание входила расшифровка русских агентов, работавших у немцев.

Среди добровольных агентов было и некоторое количество советских и партизанских агентов, по своему трусливому характеру предпочитавших явиться к немцам, рассказать о своем задании и тем купить себе безопасность. Таких после одного-двух заданий отправляли в глубокий тыл, где им давали легкую работу. В мае [19]43 г. я находился при штабе 83-й пехотной дивизии в дер[евне] Беляево под Велижем. Ко мне явились два русских «хиви»^xxvii и сообщили, что среди них есть группа лиц, имеющих связь с немецкими солдатами-коммунистами и советчиками. Они собирались перебить своих офицеров и перейти через фронт, а если это будет невозможно, то уйти в партизанскую бригаду Соколова, действовавшую в 60 км. Оба «хиви» просили за это сообщение и свою дальнейшую помощь отправить их в Германию или Польшу. Свои действия они мотивировали откровенно — страхом участвовать в такой операции. Путем ввода агентов в эту группу удалось арестовать всех участников. Во главе [нее] стояли 3 советских агента, присланных со специальным заданием вызвать возмущение среди «хиви» и перевести их к партизанам или через фронт. Характерно, что эти трое лиц пользовались у немцев доверием, так как постоянно доносили на своих товарищей, причем при поверке оказалось, что они выбирали своих жертв среди антикоммунистов, которым подкидывали советские листовки и пр[очее] для подкрепления своих доносов.

Были среди добровольных агентов и люди, желавшие отомстить советскому режиму вообще или отдельным его представителям. Эти работали, не жалея себя, и отчаянно смело — при их вознаграждении надо было быть очень осторожным, чтобы их не обидеть, так как они всегда подчеркивали, что работают только по убеждению. Например, один бывший купец^xxviii, потерявший семью и состояние при советской власти и работавший при Абвере 18-й армии, оказал ему много очень ценных услуг. Он страшно обиделся и отказался от дальнейшего сотрудничества, когда ему захотели дать крупное вознаграждение. И другой пример. Старый часовщик в г[ороде] Нарва в прошлом богатый купец, разоренный во время оккупации Эстонии советчиками, с самого начала немецкой оккупации стал давать немцам сведения о настроенных просоветски жителях. В моем присутствии ему предложили крупное вознаграждение, после чего он перестал работать с Абвером, объяснив, что за деньги он не будет доносить на людей.

Затем были пассивные осведомители, которые сообщали только то, о чем узнавали случайно, и не желавшие принимать никаких заданий. Например, в сентябре [19]41 г. к Абвер-офицеру 18-й армии явилась молодая женщина и сообщила, что несколько советских агентов собираются поджечь склад горючего, расположенный за городом. Она точно описала агентов и где они живут, но ничего больше не сказала и наотрез отказалась от всякого вознаграждения. Агенты были арестованы и признались, к тому же у них был найден и уличающий их материал. Женщину эту я видел несколько раз позже, но никаких сведений больше она не хотела давать.