Только очень мужественный человек мог произнести такие слова, стоя перед своими палачами, глядя в их беспощадные глаза и не склонив головы. День памяти жертв коммунистического режима отмечается в Чехии 27 июня: более шестидесяти лет назад в этот день в пражской тюрьме Панкрац был приведен в исполнение смертный приговор в отношении Милады Гораковой (Milada Horáková) — единственной женщины из 248 человек, не просто осужденных по политическим мотивам, но и казненных чехословацким коммунистическим режимом во времена холодной войны. Ее смерть остается одним из самых трагических моментов в истории послевоенной Чехословакии, ее жизнь — примером служения идеалам демократии, социальной справедливости и верности избранному пути. Она в равной мере была последовательным борцом и с нацизмом, и с коммунистической диктатурой. Нацисты держали ее в лагерях, пытали, приговаривали к смертной казни, но она выстояла и вырвалась на свободу. Коммунисты оболгали ее, судили неправедным судом, но так и не смогли сломить.
Рожденная в Рождество
В семье Ченека и Анны Краловых (Čeněk Král и Anna Králová, урожденная Velíšková) 25 декабря 1901 года родилась девочка, которую назвали Миладой. Было ли ее появление на свет в день Рождества Христова чем-то предопределившим ее будущий непростой жизненный путь и жертвенный конец? Нам не дано судить об этом, можно только предполагать.
Росла она в дружной семье у заботливых и любящих родителей. Когда ее старшая сестра Марта и младший брат Йиржи в 1914 году умерли от скарлатины, родительская любовь к единственной оставшейся в живых дочери стала еще сильнее. Горе сблизило Миладу с матерью, они относились друг к другу с огромной нежностью. Когда же в 1915 году родилась младшая сестра Вера, утешение для всей семьи, старшая дочь стала и опорой, и помощницей в ее воспитании, а после смерти матери по сути заменила ее малышке. Сестры оставались близки всю жизнь, и возрастная разница в четырнадцать лет не была тому помехой.
И все же Милада была «папиной дочкой». Отец с детства был ее кумиром и оставался им до последних минут ее жизни. В одном из написанных в тюрьме за несколько часов до казни писем она обратится к отцу: «Припав к твоим старым коленям, я хотела бы просто целовать твои честные руки. Ты мой папа, лучший, которого судьба могла бы мне дать. Ты дал мне так много, все то, что ты мог и имел... Папочка, папа, ты всегда был любовью моего сердца, ты же знаешь это? Обнимаю твою голову, руки... Ты же король из Годкова, ты сможешь вынести это».
Сам Ченек Крал, несмотря на царственность фамилии, происходил из семьи мельников, что веками обитала в маленьком живописном селении Годков в окрестностях Дольних Краловиц. Его взросление пришлось на конец XIX века — период экономических потрясений и начала социально-политических бурь в Австро-Венгерской империи. Неудивительно, что молодой человек захотел большего, чем просто продолжать дело деда и отца. Он уезжает из родных мест в Чешские Будейовице и становится торговым представителем национального предприятия по производству карандашей — конкурента знаменитого, но в те времена еще «нечешского» Koh-i-noor. Для паренька из сельской провинции это был заметный шаг вверх по социальной лестнице. Уже в те годы Ченек Крал становится последовательным сторонником идей Т. Г. Масарика и его поисков нового политического стиля, он неизменно будет поддерживать все его партии — Народную, Прогрессивную... Свое восхищение будущим первым президентом он передаст дочери. Впрочем, передовые политические взгляды и патриотические чувства, интерес к общественной жизни, как и любовь к знаниям, к учебе прививали в семье всем детям.
Женившись на девушке из Кутной Горы, Ченек Крал с семьей перебирается в Прагу и селится в районе Винограды. Эти места станут для Милады родными. Здесь на улице Корунни (Korunní) она будет учиться в женской гимназии, но так ее и не окончит: бунтарский, свободолюбивый дух, перенятый у отца, выведет семнадцатилетнюю барышню на запрещенный властями антивоенный марш 1 мая 1918 года. Ее протест — розы, переброшенные военнопленным через ограду — будет по-девичьи романтичным, но наказание за него окажется по-взрослому суровым. Из гимназии ее исключат, и завершать среднее образование она будет уже в другой школе, на улице Слезской (Slezská), которую успешно окончит в 1921 году.
Не бывает случайных встреч...
Двадцатые годы прошлого века. Чехословакия с неослабевающим энтузиазмом по поводу обретения независимости и создания Первой Республики движется по пути демократизации и социальной справедливости. Служение обществу становится и востребованным, и массовым. В душе девушки и по окончании школы все еще слышны отзвуки того памятного антивоенного марша, который стал ее первым осознанным протестом против несправедливого устройства мира. Милада чувствовала, что пока существует необходимость помогать соотечественникам, пострадавшим от войны, она может и должна это делать. И ее вступление в чехословацкий Красный Крест было естественным шагом, тем более что во главе организации стояла дочь ее кумира, первого президента Чехословакии Т. Г. Масарика, Алиса. Их встреча и знакомство еще больше утвердили Миладу в правильности сделанного шага, и она никогда не прекращала сотрудничество с этой организацией, хотя учеба в университете, работа, другая общественная деятельность и семья оставляли для этого не так уж много времени.
Она мечтала посвятить себя медицине, но по совету и под влиянием отца в том же 1921 году стала студенткой юридического факультета Карлова университета. Это было время, когда появление девушек в университетских стенах уже не казалось чем-то из ряда вон выходящим, но изучение права требовало много времени и сил. Увы, скарлатина, несколькими годами раньше уже принесшая горе в семью Краловых, не обошла стороной и Миладу: в 1923 году она тяжело заболела, что привело в отчаяние ее близких. Но она справилась, не оставила учебу и 22 октября 1926 года окончила университет дипломированным юристом.
Однако еще до того, как М. Горакова приступила к работе в качестве директора отдела социального обеспечения Пражского городского совета и занялась изучением и решением социальных проблем профессионально, в ее жизни произошло несколько судьбоносных встреч. В то время руководителем социальной работы в столице и ее непосредственным начальником оказался доктор Петр Зенкл (Petr Zenkl) — будущий министр и мэр Праги, один из лидеров Чешской национал-социалистической партии (ČSNS), а после прихода к власти коммунистов — и влиятельный оппозиционный политик в эмиграции. Встреча с одним из ведущих политических деятелей Первой республики, соратником Т. Г. Масарика и Э. Бенеша, не могла не оказать влияния на будущую жизнь Милады Гораковой, тем более, что основа ее демократических убеждений была заложена еще в семье. Горакова стала членом ČSNS в 1929 году и оставалась в ее рядах до последнего часа.
Но еще раньше, в 1923 году, на ступенях пражского Рудольфинума случилась ее встреча с сенатором Франтишкой Пламинковой (Františka Plamínková) — чешской феминисткой, последовательным борцом за предоставление женщинам избирательного права. Будучи учительницей, она начала свою деятельность с требования отмены существовавшего в Австро-Венгрии запрета учителям вступать в брак. Затем занялась журналистикой и политикой, стала основательницей Комитета чешских женщин, в 1925 году вошедшего в состав Международного женского конгресса, была избрана его вице-президентом. Убежденный и последовательный борец за права женщин, Ф. Пламинкова оставалась им вплоть до своего ареста гестапо и расстрела в 1942 году. В М. Гораковой она видела единомышленницу и продолжательницу своего дела, именно она вдохновила Миладу вплотную заняться положением и правовым статусом женщин в новой республике.
И надо признать, что Горакова как начинающий юрист уже была подготовлена к этой деятельности и сотрудничеством с Красным Крестом, и работой в пражских отделениях социальных пособий и охраны материнства и детства. Нехватка государственного жилья и безработица, тяжелое материальное положение и низкий социальный статус незамужних и разведенных матерей, невыносимые условия труда на производствах, где были заняты женщины — все это она знала не понаслышке. Она внесла свой вклад в подготовку проекта закона о статусе незамужних женщин и детей, рожденных вне брака; работала над законопроектами в области семейного права и по улучшению положения и условий труда женщин рабочих профессий. По рекомендации своей старшей наставницы почти все довоенные годы М. Горакова представляла чешских женщин на международных форумах; налаживая связи с местными женскими организациями, она объездила многие европейские страны, побывала и в СССР. Ее звездным часом стало выступление на масштабной конференции по кодификации международного права в Гааге в 1930 году, где молодая женщина-юрист покорила иностранных экспертов и своей превосходной аргументацией, и знанием правовых и политических вопросов.
Похоже, Милада Горакова могла бы найти себя на поприще защиты прав женщин, интересовали ее и социальные проблемы молодежи. И как знать, сложись международная обстановка иначе, она могла бы стать крупным специалистом в этой области и признанным международным авторитетом. До сих пор в профессиональных кругах высказываются сожаления, что ее масштабные законодательные инициативы так и не были реализованы, а решительные шаги в чешском и международном женском движении оказались в тени ее послевоенной политической деятельности.
Дело жизни vs счастье жизни?
Может сложиться впечатление, что учеба, работа, а затем и общественная деятельность поглотили молодую девушку и она вынесла личную жизнь за скобки основных интересов. Но это не так. Со своим будущим мужем, инженером-аграрием Богуславом Гораком (Bohuslav Horák), Милада познакомилась еще в университете, но поженились они только после его окончания — 15 февраля 1927 года. Чтобы счастье молодых людей было полным, семья Краловых поступила довольно необычно для своего времени: не только Милада, но и ее родители приняли решение перейти в Евангелическую церковь чешских братьев (одна из ветвей Моравской церкви), к которой принадлежал Б. Горак. Это был красивый жест людей широкой души и истинной веры.
Богуслав по специальности никогда не работал; он начинал как редактор на Чехословацком радио, а к концу тридцатых годов уже занимал пост директора программы «Радиожурнал» (Radiožurnál). В 1933 году в семье Гораковых родился единственный ребенок, дочь Яна. По ее воспоминаниям, их жизнь до войны была счастливой и благополучной. Родители весьма неплохо зарабатывали, с 1935 года семья жила в вилле с садом в районе Смихова (Zapova 376/3), у них была домработница, у дочки — гувернантка. Несмотря на занятость, более того, увлеченность работой, Милада была для Яны любящей и заботливой матерью. Она старалась проводить с дочерью все свободное время, а воскресенья и вовсе были «семейными днями». Гувернантка и домработница получали выходной, а на обед приходили тетушка Вера с мужем и самые близкие друзья.
Заглянув вперед на четырнадцать лет, в свежее, ясное утро 27 сентября 1949 года, можно увидеть, как из ворот этой уютной виллы выходят любящие муж с женой и пешком направляются к центру. Прежде чем разойтись по своим делам, прощаются на Вацлавской площади, и жена просит мужа вернуться домой до обеда, чтобы дочка не оставалась одна. И он возвращается, а следом к тем же воротам подходят двое людей в мятых плащах, и гувернантка, даже признав в них сотрудников тайной полиции, все же открывает двери и пропускает их в дом. Спешно поцеловав дочку, Богуслав прямо в домашних тапочках выскакивает в окно, обращенное в сад. Он спешит в офис жены на Масной улице, чтобы предупредить, защитить, спасти... Но поздно: Милада уже несколько часов как арестована. В этот день закончилось их счастье.
Смог ли Богуслав Горак обрести его вновь, когда позади были месяцы в тайных убежищах, переход границы с Германией, ожидание американской эмиграционной визы в военном лагере? Что чувствовал, когда слушал по радио репортаж с процесса над своей женой? О чем думал, когда смотрел на спящую дочку дровосека-проводника перед тем, как перейти границу и навсегда покинуть родину? Спрашивал ли кто-нибудь его об этом и отвечал ли он на эти вопросы хотя бы себе самому?..
После расправы властей над матерью Яна жила в семье тетушки Веры. Ее не преследовали в прямом смысле слова, не травили, но закрыли доступ к образованию. И уехать в США, чтобы воссоединиться с отцом, она смогла лишь после Бархатной революции, через долгих двадцать лет...
На пороге и за порогом войны
Но вернемся в предвоенную Чехословакию. Усиление международной напряженности во второй половине 1930-х годов, ощущение нацистской угрозы, уход с политической сцены президента Т. Г. Масарика — все это не могло не тревожить умную, разбиравшуюся в политических вопросах женщину. На том этапе М. Горакова считает для себя возможным и должным противодействовать видимым и пока еще тайным угрозам в той сфере, где чувствует себя профессионалом. Она работает с молодежью и вносит огромный вклад в организацию и проведение Х слета молодежного движения «Сокол» в 1938 году, ставшего едва ли не последней массовой демонстрацией готовности защищать завоевания Первой Республики.
Мюнхенский пакт, аннексия приграничных областей гитлеровской Германией, отставка и эмиграция президента Э. Бенеша — все эти события повергли значительную часть чешского общества в состояние шока. Но Милада Горакова была не из тех, кто покорно смирился с ситуацией и опустил руки. Несколько месяцев, оставшихся до окончательной оккупации Чехословакии, она с энтузиазмом решает насущные проблемы чехов, изгнанных из приграничных областей; изыскивает средства и жилье для пристойного существования перемещенных семей с детьми; разрабатывает план предоставления реабилитационных кредитов обедневшим торговцам и фермерам; мужественно отстаивает уже почти свернутые «Второй Республикой» демократические права и обязательства по обеспечению занятости одиноких матерей. То есть продолжает свою социальную деятельность, только уже практически на линии фронта. Увы, скоро и этой возможности у нее не будет: после окончательной оккупации Чехословакии Миладу Горакову просто выставят из ее кабинета в муниципалитете.
Но и тогда Горакова не опустила руки. Она была членом рабочей группы, перед которой стояла задача подготовить базу для деятельности Политического центра Сопротивления, а впоследствии и централизованного управления антифашистским движением внутри страны. Позже Горакова войдет в руководство комитета «Мы остаемся верными» (Petiční výbor Věrni zůstaneme), будет одним из авторов Хартии чешского Сопротивления — документа, в котором излагались цели движения за освобождение Чехословакии. Одновременно она организовывала помощь семьям арестованных рабочих и сражающихся за границей солдат. Муж Гораковой также был вовлечен в активную деятельность: он подготовил несколько сельскохозяйственных программ и докладов для чехословацкого эмигрантского сообщества в Лондоне.
2 июля 1940 года Гораковы были арестованы. Почти два года гестапо держало Миладу в тюрьмах на Панкраце и Карловой площади в Праге, где ежедневно ее допрашивали и безжалостно пытали. «Малая крепость» (Malá Pevnost) в лагере Терезин стала для них с мужем «домом» на следующие два года. Не имея разрешения видеться, они находили возможность узнавать друг о друге, и это придавало обоим силы. 23 октября 1944 года немецкий суд в Дрездене приговорил ее к смертной казни, но заменил высшую меру восьмью годами каторжных работ. Из тюрьмы Aichach в Верхней Баварии ее освободили американские войска, и 20 мая 1945 года Милада Горакова вернулась в Прагу. Это было время воссоединения с семьей, время побед и новых планов.
Политическая стезя
Годы войны, проведенные в разлуке с мужем и дочерью и без надежды увидеть их вновь, дались Миладе Гораковой очень тяжело, и, вернувшись, она пообещала себе и близким посвятить себя исключительно семье и спокойной мирной жизни. Но развитие политической ситуации в Чехословакии в послевоенные годы такой возможности ей не дало. Как, по ее собственному более позднему признанию, не оставил ей выбора президент республики Э. Бенеш. Во время их доверительного разговора он настойчиво попросил М. Горакову вернуться к активной деятельности в рядах ČSNS, объяснив свою просьбу тем, что не так много вокруг него людей, которым он может полностью доверять. Отказать президенту Горакова не смогла, да и сама она чувствовала надвигающуюся угрозу.
Она была избрана в парламент от округа в Чешские Будейовице 14 октября 1945 года и с присущим ей энтузиазмом включилась в его деятельность. Привычный круг вопросов (права женщин, социальные гарантии и пр.) не ускользал от ее внимания. Именно по инициативе Гораковой была поднята тема возобновления деятельности Комитета чехословацких женщин, председателем которого она была избрана. Стала она и заместителем председателя Союза освобожденных политических заключенных (Svaz osvobozených politických vězňů). И если в последнем ее политические взгляды оказались вполне уместны, то в женском движении уже начало ощущаться засилье коммунистической идеологии. Миладе Гораковой постоянно приходилось бороться за сохранение беспартийного характера, политической беспристрастности и демократической атмосферы этой организации и издаваемого ею журнала Rada žen (впоследствии Vlasta). Увы, все менее успешно.
Еще более жесткие столкновения с коммунистами происходили при обсуждении юридических вопросов (карательного правосудия, наказания нацистов и коллаборационистов после Второй мировой войны) и внешнеполитических проблем, к которым М. Горакова проявляла большой интерес. В первом случае она противостояла Антонину Запотоцкому (Antonín Zapotocký) и его попыткам поставить суд и прокуратуру под идеологический контроль власти. Во втором — выступала против самоизоляции Чехословакии от остального мира и ориентации исключительно на СССР, тем более что после поездок туда она не питала иллюзий по поводу характера советского режима.
Интриги и месть Кремля?
Эрудицию, энтузиазм, политический и международный авторитет Милады Гораковой признавали не только президент Э. Бенеш, но и коммунисты. Привлечь ее на всю сторону, сделать своей союзницей — такие задачи ставили чехословацкие коммунистические лидеры и, возможно, делали это по указанию Кремля. К «обработке» М. Гораковой они привлекали все доступные и лояльные силы: подруг, университетских сокурсников, коллег по Комитету чехословацких женщин — всех, в чью дружбу и порядочность Милада верила.
Богуслав Горак вспоминал, что особую активность проявляла однокурсница жены, юрист, до войны первая в Чехословакии женщина-судья, во время войны участница Сопротивления, а теперь депутат-коммунист Здена Пачова (Zdena Patschová). Она буквально взяла над Миладой «шефство» в парламенте, рекомендовала, как голосовать по тому или иному вопросу, допоздна засиживалась у них дома, ведя задушевные разговоры, даже передавала «личную благодарность товарища Сталина» за информацию о состоянии здоровья «дорогого президента Бенеша». Но Милада Горакова была человеком твердых убеждений, и уговорить ее действовать вразрез с ними было невозможно. Когда политическим оппонентам это стало совершенно ясно, время уговоров закончилось.
То, что ты не можешь получить, надо уничтожить — в этом разрушительная логика любой диктатуры. Сначала была применена тихая, на уровне слухов и разговоров «между нами» тактика дискредитации. Ах, Горакова стала сопредседателем Общества друзей СССР? Вот и демократка продалась Советам. Ездила в составе делегации в Москву и жила в шикарном отеле «Националь»? Так это организовали советские секретные службы, там агенты с ней и встречались. Ее муж подал заявление о вступлении в коммунистическую партию? Сначала он, потом и она, вот увидите. Говорит на четырех иностранных языках, включая русский, и интересуется внешней политикой? Хочет занять пост министра иностранных дел. Сложила с себя депутатские полномочия и сдала мандат как раз в день трагической гибели действующего министра Яна Масарика? Вот видите, уже ждет назначения...
Намеки и слухи, может быть, и смогли бы сыграть на руку политическим противникам М. Гораковой и даже нанести серьезный урон ее политической карьере, если бы еще раньше не произошел февральский коммунистический путч 1948 года. Сложив с себя полномочия депутата, Милада сама поставила крест на дальнейшей жизни в политике, предпочтя ей жизнь семейную. Увы, и этим планам сбыться было не суждено. Напряженность и угроза уже чувствовались в воздухе. Многие соратники Гораковой по партии, ее коллеги и друзья покидали страну. «Ситуация созрела для бегства. Я не знал, чего мы все еще ждем», — вспоминал об этом времени Б. Горак.
Оказалось, что Милада не смогла просто отступить и сдаться, даже не попытавшись оказать сопротивления, вступить в борьбу за свои убеждения и людей, которые их разделяли. Она еще верила, что сможет защитить демократию в своей стране. Покинув парламент и будучи исключенной из Комитета чехословацких женщин, она присоединилась к уже сложившейся оппозиционной группе и поддерживала контакты с демократическими лидерами, которые уехали на Запад, но так и не смогла согласиться с теми соратниками по ČSNS, что присоединились к «возрожденной» Социалистической партии: для нее это было сродни предательству.
То, чем Горакова и ее муж занимались следующие полтора года, было похоже на деятельность в рядах Сопротивления во время войны. Как и тогда, они не покинули Чехословакию, зато искали безопасные убежища для преследуемых властями и пути эвакуации для тех, кто хотел уехать из страны. Как и в военные годы, Милада помогала семьям первых арестованных, поддерживала связи и обменивалась информацией с эмигрантами, как несколькими годами раньше ее муж с Лондоном.
Постепенно тайная политическая активность оппозиции нарастала. М. Горакова включилась в работу так называемой «политической шестерки» (politická šestka) — подпольного органа ČSNS, возникшего по инициативе Петра Зенкла, который уже будучи в эмиграции восстанавливал связи с лидерами национал-социалистической партии, в том числе с Йозефом Неставалом (Josef Nestával). По инициативе Гораковой в местечке Винорж (Vinoř) под Прагой состоялся своего рода подпольный съезд представителей других оппозиционных партий, провести который в тайне от спецслужб не удалось. Встреча была расценена как попытка «политического вызова», и в течение осени 1949 года ее участники один за другим были арестованы.
Формальным поводом для ареста Милады Гораковой и предъявления ей обвинений в подрывной деятельности стали ее поездки с некоторыми другими оппозиционерами в район Шумавы, которые были представлены спецслужбами как «поиск маршрутов бегства из республики», что оказалось весомым аргументом для следствия и суда. Были ей предъявлены и другие обвинения, их абсурдность и надуманность уже не имели значения. Руководству КПЧ было важно дискредитировать сторонников бывших демократических партий. Чтобы не создавать «политических мучеников», надо было судить их не как участников демократического сопротивления, а как сотрудников филиала шпионской сети империалистических держав, в частности США. Необходимо было состряпать историю, которая превратила бы чехословацких патриотов и бывших узников гестаповских застенков в преступников и предателей народной демократии. Прибывшие из СССР «советники» имели опыт организации подобных процессов.
Суд состоялся, несправедливый, лживый, жестокий. Таким же оказался и приговор. Нет нужды останавливаться на подробностях — об этом процессе написано много книг, сняты фильмы. Да и сами коммунистические власти Чехословакии позаботились о том, чтобы задокументировать этот показательный фарс. Были отсняты километры пленки; подготовленные заранее для обвиняемых речи записывались и транслировались по радио. Однако Милада Горакова, к ужасу прокуроров, далеко не всегда следовала предложенному сценарию. Высокая, прямая, она тихим, но твердым голосом говорила правду. И ее правда оказалась непригодна для коммунистической пропаганды, поэтому запись последнего слова этой мужественной женщины мир смог увидеть лишь много лет спустя. Как и прочитать ее последние письма родным, полные любви, веры в них и в Бога.
«Я смирилась и покорилась Божьей воле. Он дал мне испытание, и я несу его с единственным желанием: исполнять Божьи законы и сохранить свое честное человеческое имя. Не плачьте! Не тоскуйте сильно! Это лучше, чем медленно умирать. Долгую несвободу мое сердце бы не выдержало.
Птицы уже просыпаются. Начинает светать. Идите на луг и в лес. Живите! Живите! Идите в сосновый бор, смотрите на красоту — и везде мы будем вместе. Смотрите на людей вокруг. Я не в растерянности и не в отчаянии. Я не играю. Все так спокойно во мне, потому что совесть моя спокойна. Ваша, только ваша Милада».
