Журналисты и политологи, а также люди, называющие себя политологами или журналистами, ищут ответы на вопросы, что произошло и как будет развиваться ситуация в России.

Выборы: махинации властей и поражение Единой России

Пятого июня Мосгордума VI созыва на своем последнем заседании назначила выборы нового состава на 8 сентября. С 6 июня по 5 июля, то есть в течение всего 30 дней, кандидаты должны были собрать и представить в окружные избирательные комиссии подписи не менее 3 % избирателей соответствующего округа в поддержку своего выдвижения, то есть в среднем около 5000 подписей. От их сбора были освобождены кандидаты от политических партий, избранных в Государственную думу: Единой России, ЛДПР, КПРФ и Справедливой России.

Внимание сразу же привлек отказ Единой России от выдвижения партийных кандидатов в депутаты. Все лояльные этой партии и поддерживаемые ею претенденты в члены городского парламента объявили себя самовыдвиженцами. Единственное объяснение такого политического кульбита в том, что вероятность победы Единой России оценивалась ее руководством как весьма сомнительная, причем не без оснований.

По данным ВЦИОМ, прокремлевская позиция которого хорошо известна и который никак не склонен огорчать власть, весной этого года за Единую Россию в Москве были готовы голосовать не более 22 % избирателей, что примерно на 10 % ниже, чем в целом по стране. Кандидатов от КПРФ готовы были поддержать 20 % москвичей, от Справедливой России — 17 %, от ЛДПР — 11 %. Кандидатов от Яблока поддерживали 14 % жителей столицы¹. В апреле 2019 года Левада-центр зафиксировал заметное ухудшение отношения москвичей к Мосгордуме, практически полностью контролируемой Единой Россией, по сравнению с октябрем предшествующего года. Объяснить это ошибками измерения было невозможно.

Отношение москвичей к деятельности Мосгордумы²

Власти составили список из 42 якобы независимых кандидатов (злоязычные СМИ их назвали «самомедвеженцами»), которым была обеспечена поддержка мэрии города. Они получали финансирование из подконтрольных ей фондов, их документы готовились одними и теми же группами лиц. Среди них 16 бывших депутатов Мосгордумы, добавленные к ним отобранные и проверенные мэрией и Администрацией президента персонажи, а также по одному представителю Справедливой России и партии Родина, фашизоидной группировки, патронируемой нынешним руководителем Роскосмоса Дмитрием Рогозиным. Еще четыре места были зарезервированы для согласованных с мэрией кандидатов КПРФ.

Избирательные комиссии не допустили к выборам кандидатов от «несистемной оппозиции» демократической ориентации, сумевших, хотя это было крайне трудно, собрать необходимое для регистрации количество подписей. Власти при этом не стеснялись. Методика была крайне проста: десятки и сотни подписей были объявлены поддельными, чтобы признанных достоверными не хватило для регистрации. Бывали и совсем скандальные случаи. Так, у Геннадия Гудкова 500 подписей забраковали «графологи» из полиции, а еще две тысячи — МВД, используя свою базу данных. При этом «графолог» объявил поддельной подпись Ильи Яшина, который, естественно, поддержал своего политического союзника. Сын Геннадия Гудкова Дмитрий, в прошлом тоже депутат Государственной думы, сообщил, что часть подписей была забракована в результате того, что фамилии, имена или отчества подписавших вводились для проверки в базы данных МВД и системы ГАС Выборы с нелепыми орфографическими ошибками, и системы, естественно, сообщали, что таких людей не существует. Юрисконсульт Фонда борьбы с коррупцией, возглавляемого Алексеем Навальным, Любовь Соболь рассказывала, что заключения проверявших подписи «графологов» МВД не содержали каких-либо объяснений, на основе чего данная подпись объявлялась фальшивой.

Дело доходило до анекдотов, правда, скорее возмутительных, чем смешных. Так, несколько человек, поставивших свою подпись в поддержку того или иного кандидата, внезапно обнаружили, что в списках избирателей они числятся умершими или их там вообще не было. Их недоуменные заявления в избирательные комиссии: «Я, такой-то, жив-здоров, живу там-то» — были оставлены без внимания. Такая же судьба постигла тех, чья подпись была объявлена поддельной, но кто лично обратился в комиссии и подтвердил, что действительно подписал соответствующие документы.

Одновременно были зарегистрированы 32 самовыдвиженца от партии Коммунисты России, малоизвестной группы, которую власти выбрали «спойлером» КПРФ. Предполагалось, что сторонникам коммунистов, в массе своей людям политически малограмотным, будет все равно, за кого голосовать: за кандидатов от этой группы или от зюгановской КПРФ, поскольку и те, и другие называют себя коммунистами. Каким образом «коммунисты России» (главным образом домохозяйки, студенты и низкоквалифицированные рабочие) собирали свои подписи — до сих пор неизвестно. Их сборщиков никто не мог вспомнить.

Двадцать четыре кандидата-самовыдвиженца, которым окружные избирательные комиссии отказали в регистрации, в том числе бывшие депутаты Государственной думы Геннадий и Дмитрий Гудковы, директор Фонда борьбы с коррупцией Иван Жданов, Любовь Соболь, известные деятели оппозиции Илья Яшин и Константин Янкаускас, обратились в вышестоящие избирательные комиссии и суды с жалобами. Все они, за исключением Сергея Митрохина, одного из лидеров Яблока, получили отказ.

Несмотря на все эти махинации итог выборов был для Единой России неутешителен: хотя она и сохранила большинство в Мосгордуме, но потеряла 13 мест. Более всех выиграли зюгановские коммунисты. Вопрос в том, можно ли считать это победой оппозиции.

Итоги выборов в Мосгордуму в 2014 и 2019 годах

Протесты и репрессии

Грубые, неприкрыто наглые действия властей, лишивших большинство оппозиционных кандидатов права избираться, а избирателей — свободно выбирать из всего, а не из произвольно сокращенного списка претендентов, вызвали нешуточное возмущение части москвичей. 14 июля, сразу после того, как наиболее популярным оппозиционным лидерам было отказано в регистрации, у здания Московской избирательной комиссии состоялась их встреча с избирателями. По закону такие встречи не требуют согласования с властями. Но российские власти обращают внимание на законы только тогда, когда это им выгодно. Несколько активистов были избиты полицейскими, четверо из них госпитализированы. Следственный комитет России возбудил уголовное дело против организаторов встречи, обвинив их в воспрепятствовании деятельности избирательных комиссий.

Московские протесты лета 2019 года

20 июля на проспекте Сахарова состоялся согласованный митинг, собравший более 20 тысяч человек. Лидеры стихийно возникшего протестного движения потребовали допустить на выборы всех независимых кандидатов и заявили, что если этого сделано не будет, то через неделю состоится несанкционированный митинг.

Похоже, начавшиеся протесты вызвали в Кремле панику. Российские власти вообще склонны к паранойе, их преследует инстинктивный страх «цветных революций» и «майданов», провоцируемых, как им представляется, вражескими спецслужбами. И поэтому после митинга 20 июля было решено жестоко подавить протесты. Перед намеченной на 27 июля акцией в квартирах, офисах и выборных штабах ее инициаторов были проведены обыски, наиболее авторитетные оппозиционные лидеры Любовь Соболь, Илья Яшин, Иван Жданов, Юлия Галямина и Дмитрий Гудков были арестованы. Хотя на улицы Москвы в тот день вышло намного меньше протестующих, чем 20 июля (по разным данным, от 3,5 до 10 тысяч человек), против них были брошены тысячи полицейских и росгвардейцев. Были задержаны более 1300 человек, десятки избиты. «Задерживают всех без разбора, — описывает очевидец происходящее на одной из площадей Москвы. — <...> На вопросы людей, как можно уйти с площади, росгвардейцы с улыбкой отвечают „Пока нельзя“ или „Через автозак“. Из мегафона без остановки звучит: «В случае участия в акции ваша личная безопасность может оказаться под угрозой“. Как перестать участвовать в акции — не уточняется»³.

Через несколько дней, 1 августа, 15 человек были обвинены по статье 212 Уголовного кодекса России в организации массовых беспорядков. Это пример вопиющего произвола и беззакония. В этой статье массовые беспорядки определяются как действия, сопровождающиеся «насилием, погромами, поджогами, уничтожением имущества, применением оружия, взрывных устройств, взрывчатых, отравляющих либо иных веществ и предметов, представляющих опасность для окружающих, а также оказанием вооруженного сопротивления представителю власти»⁴. По этой статье можно получить от 8 до 15 лет лишения свободы. Дело ведет Служба по защите конституционного строя ФСБ, которая упорно, но безуспешно ищет связи оппозиции с иностранными организациями и пытается доказать финансирование протестных акций из-за рубежа.

В чем же конкретно обвинялись задержанные? Валерий Костенок бросал в полицейских пластиковые бутылки. Данила Беглец толкнул то ли полицейского, то ли росгвардейца. Айдар Губайдуллин замахнулся пластиковой бутылкой. Сергей Фомин «направлял действия других лиц». Сергей Абаничев бросил в полицейского бумажный стаканчик. Егор Жуков «делал жесты направо», якобы руководя движением колонны. Самареддин Раджабов бросил в росгвардейца пластиковую бутылку. Кирилл Жуков «дотронулся до шлема росгвардейца». Евгений Кононенко «бросил в полицейского урну» (заметим — пластиковую).

О том, какие обвинения выдвинуты против других фигурантов «московского дела», неизвестно. Однако очевидно, что никаких погромов, пожаров, насилия, применения взрывных устройств и иных проявлений массовых беспорядков просто не было. Даже рептильный Совет по правам человека при президенте не усмотрел «признаков массовых беспорядков в ходе протестной акции 27 июля». Правда, потребовать прекращения заведомо беззаконного дела председатель этого Совета Михаил Федотов не решился. Он лишь попросил Генерального прокурора «проверить, были ли законные основания для возбуждения уголовного дела о массовых беспорядках на акциях в Москве»⁵.

Жесткость полиции не остановила протесты. 3 августа состоялась очередная несанкционированная акция, в которой приняли участие как минимум 20 тысяч человек, находившихся в разных местах Бульварного кольца, больше всего в районе Пушкинской площади. Было задержано более 1000 человек, не менее 19 человек были избиты, пятеро госпитализированы. Власти время от времени отключали мобильный интернет, видимо, проверяя возможности таким образом дезорганизовать массы протестующих.

Широкий общественный резонанс получило дело артиста Павла Устинова. 3 августа он случайно оказался недалеко от места проведения протестов, не держал никаких плакатов, не выкрикивал политических лозунгов, просто копался в своем телефоне. Он известен как вполне лояльный путинскому режиму человек, убежденный сторонник печально известного мема «Крымнаш». На Устинова набросились четверо росгвардейцев, как следует из видео, показанного в суде, примерно одного с ним роста (175-180 см), повалили его, скрутили, отправили в автозак и обвинили в том, что во время задержания он вывихнул плечо одному из них. На заседание суда явился «потерпевший» Александр Лягин, оказавшийся, к изумлению собравшихся, детиной двухметрового роста, и поведал об испытанных им физических и моральных страданиях. Районный суд приговорил Устинова к 3,5 годам лишения свободы. Лягин стал героем анекдотов и издевательских частушек, в основном малоприличных.

Бьющее в глаза беззаконие и глупость репрессивной машины вызвали протесты даже в тех слоях российского бомонда, которые никогда не отличались ни смелостью, ни оппозиционностью. А тут и генерал Золотов, командующий Росгвардией, заявил: «Я бы со своей стороны максимум дал бы год условно». Мосгорсуд пересмотрел решение районного суда и приговорил Устинова к тому самому году условно, о котором упомянул генерал. Логика понятна: даже если обвиняемый невиновен, год условно он все равно должен получить. В противном случае пришлось бы признать показания, данные против него в суде полицейскими и сотрудниками Росгвардии, заведомо ложными, а их самих уголовными преступниками.

После 3 августа поведение власти несколько изменилось. Был разрешен митинг 10 августа, в котором участвовало от 50 до 60 тысяч человек. Несколько снизился уровень жестокости со стороны полиции. Вместо обвинения в организации массовых беспорядков задержанным 27 июля было предъявлено обвинение по статье 318 УК РФ в применении насилия к представителям власти. Некоторых из них выпустили на свободу. Несколько видных деятелей режима, в том числе глава корпорации Ростех, близкий друг Путина Сергей Чемезов и Алексей Кудрин, высказались в том смысле, что наличие оппозиции закономерно и даже необходимо для нормального функционирования системы, а чрезмерное применения силы провоцирует протесты. Появились многочисленные обращения к руководству страны с выражением более или менее замаскированной солидарности с задержанными в ходе митингов и протестов против «чрезмерного» применения силы со стороны полиции и Росгвардии.

Накал протестов стал понемногу снижаться. На разрешенный митинг 29 сентября с требованием честных судов и честных выборов пришло в два-три раза меньше людей, чем на акцию 10 августа. Тем не менее несколько обвиняемых по «московскому делу» получили достаточно тяжелые приговоры. 3 сентября были осуждены на два и три года колонии Данил Беглец и Иван Подкопаев, а 4 сентября по три и три с половиной года получили Кирилл Жуков и Евгений Коваленко. Под угрозой длительного тюремного заключения находится псковская журналистка Светлана Прокопьева, осмелившаяся написать, что репрессии силовиков приводят к радикализации протеста и политическому терроризму. За этот вполне очевидный вывод ее могут посадить на семь лет.

Перечислять факты продолжающихся политических репрессий в путинской России осенью 2019 года можно долго. Все они говорят о том, что вывод о смягчении режима, который делают некоторые журналисты и политологи, преждевременен.

Такова вкратце фактическая сторона дела. Но вопрос, что произошло в Москве летом 2019 года, остается.

Происки врагов или борьба «кремлевских башен»

Есть несколько версий, объясняющих московскую вспышку протестной активности. Прокремлевская пропаганда и близкие к власти комментаторы, имеющие ученые степени, утверждали и утверждают, что оппозиция пыталась подорвать доверие населения к власти. Так, Олег Матвейчев, профессор Высшей школы экономики, считающейся вузом либеральной ориентации, писал: «У оппозиции не было намерения победить на выборах. Все понимают, что один, два или пять „альтернативных кандидатов“ не сделают погоды в Мосгордуме и не станут угрозой для Собянина. Организаторы хотели дискредитировать политическую систему Москвы. И даже больше — они пытались дискредитировать власть в России вообще. Об этом свидетельствуют их тезисы в духе „система не прошла тест“. Они подразумевают всю госсистему России, а потому считают, что государство якобы подлежит суду. Немного странно, что о „системе“ заговорили лишь из-за того, что какие-то кандидаты не собрали подписи или записали в „избиратели“ мертвых, а потом это вскрылось»⁶.

К этому обычно добавляют, что оппозиция действует по инструкциям вражеской агентуры, то ли американской, то ли украинской, то ли той и другой вместе. Логика примитивная и многократно встречавшаяся в практике диктаторских режимов: во всех трудностях виноваты внешние враги и их пособники внутри страны, которые подлежат неукоснительному преследованию и уничтожению. Профессор Матвейчев и ему подобные следуют рецепту доктора Йозефа Пауля Геббельса: ложь и пропаганда должны быть абсолютными. Кто знает, возможно, рано или поздно они повторят и его судьбу.

Другую концепцию можно назвать умеренно-оптимистической. Смягчение приговора Павлу Устинову, освобождение некоторых, хотя и не всех обвиненных по «московскому делу» и подобные случаи являются примерами того, «что общественное мнение — едва ли не единственный рабочий инструмент, использование которого в России способно спасти человека, попавшего в пресловутые жернова не менее пресловутой системы, — утверждает, например, известный журналист Эха Москвы Александр Плющев. — <...> Мнение даже такого слабенького и атомизированного общества, как наше нынешнее — эффективный, но, к сожалению, едва ли не единственный инструмент в борьбе с подлостью и беззаконием»⁷.

Такой взгляд, казалось бы, подтверждается фактами. Характерной чертой событий лета 2019 года явился поток обращений в защиту обвиняемых по «московскому делу» со стороны известных артистов, журналистов, ученых, священников и других профессиональных групп. Раньше такого действительно не было.

Но если вдуматься, то эти обращения выгодны власти и, скорее всего, не только разрешены, но и в ряде случаев ею же инспирированы. Они адресованы Кремлю и лично президенту Путину, иными словами, признают его не инициатором полицейских репрессий, а высшим и вполне легитимным арбитром, которого просят разобраться и не наказывать невиновных. Как написал известный российский публицист Андрей Мовчан, есть мнение, что «общественный резонанс может повлиять (на власть. — Г. Г.) — надо только всем вместе выступить. Увы, это мнение не подтверждается практикой». Смягчение или прекращение уголовного преследования некоторых жертв репрессий «происходят на фоне массы совершенно аналогичных процессов, в которых система категорически не выпускает обвиняемых из своих зубов вне зависимости от общественного мнения. И там, и там главным аргументом защитников становится это „ошибка, он ничего не делал“. И там, и там к делу удивительно быстро и слаженно подключаются „коллеги по цеху“, начиная с самых провластных и пристроенных, тех, кто в абсолютно аналогичных ситуациях ранее делал вид, что ничего не случилось»⁸.

Иными словами, ущербность нынешних кампаний солидарности с жертвами политических репрессий в том, что они, как правило, не требуют отмены репрессивной практики как таковой, но лишь доказывают, что конкретный человек не виноват в том, в чем его обвиняют. Тем самым признается: вот если бы он, например, действительно сопротивлялся полиции, разгоняющей вполне мирную демонстрацию, то его с полным основанием можно отправить в тюрьму на несколько лет.

Еще одна версия происходивших событий сводится к тому, что летом 2019 года московские власти по собственной глупости совершили грубую политическую ошибку. Вместо того чтобы допустить в Мосгордуму трех-четырех представителей «несистемной оппозиции», которые никакой роли там играть не смогли бы, они, открыто нарушая закон, попытались отсечь от выборов всех нежелательных кандидатов. Это, естественно, вызвало общественное негодование и протесты. В свою очередь, ситуацией воспользовалась так называемая «мобилизационная партия», в первую очередь руководители репрессивных ведомств, которые запугали Путина призраком «майдана» и убедили его санкционировать жесткие меры. Когда же в начале августа выяснилось, что полицейские методы не дают желаемого результата, урегулировать проблему поручили «партии умеренных» — главным образом руководителей политического блока Администрации президента.

Версия вроде бы вполне правдоподобная. В российской бюрократической верхушке действительно есть сторонники различных точек зрения. Есть, однако, несколько «но». Эту версию впервые предложили общественному мнению два человека с неоднозначной репутацией: главный редактор Эха Москвы Алексей Венедиктов и бывший профессор МГИМО Валерий Соловей. И самое главное — она частично снимает с Путина ответственность за репрессии, утверждая, что его убедили в этом руководители репрессивных органов. Это очень напоминает советскую пропаганду конца 1950-х гг., когда руководители КПСС рассказывали, что в «большом терроре» виноват не Сталин, а Ягода, Ежов и Берия, злодейски обманывавшие доверчивого «вождя народов». На деле же, скорее всего, Путин пытается убедить и российский интеллектуальный бомонд, и западных «партнеров» в том, что это не он, а коварные «силовики» ответственны за грубые нарушения прав человека в России.

Начало агонии режима?

Наконец, известное распространение получила версия о том, что московские события прошедшего лета означают начало агонии режима. Протесты скоро распространятся по всей стране, спровоцируют столкновение «кремлевских башен», и в конечном итоге режим развалится. Об этом постоянно говорит уже упомянутый Валерий Соловей. «Летний политический кризис завершается, — заявил он после митинга 29 сентября. — Но завершается кризис, то есть одно сражение, но не политическая война. Война только начинает входить в свой разгар. То есть уже этой осенью мы увидим новую волну протестов. Я думаю, что ближе к концу осени, может быть, в начале зимы. И Кремль исходит именно из этого соображения. Это я могу вам сказать совершенно уверенно. Там готовятся к серьезному общенациональному кризису, разрабатывают варианты поведения на этот случай»⁹. Не совсем понятно, правда, откуда профессору Соловью известно, что думают в Кремле, о чем он «совершенно уверенно» поведал, и не в первый раз, слушателям Эха Москвы. Трудно предположить, что люди из близкого окружения Путина делятся с опальным политологом секретной информацией.

Разумеется, правы те, кто, как известный политолог Кирилл Рогов, считает, что в Москве проявилась высокая политизированность молодежи, не обладающей «комплексом выученной беспомощности, который характерен для более старших поколений»¹⁰. Но итог протестов пока не дает оснований для оптимизма. В выигрыше осталась КПРФ, лидер которой Геннадий Зюганов в самый разгар несанкционированных акций назвал их оскалом «оранжевой проказы, которая является главной бедой последних тридцати лет», и реализацией «„американского сценария“ с использованием недовольства, в первую очередь молодежи, в политических целях»¹¹. Другого от лидера коммунистов ожидать, конечно, трудно.

Важнее, к сожалению, другое. Лишь чуть более 20 % населения России положительно относятся к протестным акциям в Москве, 25 % относятся к ним отрицательно, 45 % — безразлично¹². Пока нет оснований говорить о нарастании в России протестных и оппозиционных настроений. Доля респондентов, готовых принять участие в протестах, возросшая летом 2018 года из-за повышения пенсионного возраста, осталась на прежнем уровне.

Доля респондентов, готовых принять участие в протестах¹³

(график)

Комментируя московские события, Андрей Мовчан написал: «Власть вызывает отвращение, общество же вызывает грусть».