Основные его биографические сведения были скрупулезно собраны итальянцами, его коллегами и преемниками, составителями «Исторического Архива итальянской психологии»¹. В этой справке приведен выверенный список научных трудов Микеле Кобылинского, который можно было бы значительно расширить за счет его меморандумов в итальянскую полицию. Они настолько основательны, что заслужили похвалу современного историка, нашедшего и опубликовавшего множество подобных донесений от разных информаторов-итальянцев — Микеле выделялся среди них своими недюжинными знаниями и научным подходом².

«Польский шляхтич»

Впервые имя Кобылинского мне встретилось при составлении свода российского некрополя в Италии. По понятным причинам лично осмотреть все итальянские кладбища я не мог: на одном лишь некатолическом кладбище Тестаччо в Риме около тысячи имен россиян. Поэтому часто приходилось опираться на разного рода архивные списки и книжные публикации. В связи с захоронениями в Риме, в частности, я активно использовал справочник незнакомой мне польской коллеги Марии-Ирины Квятковской³. В свою книгу она вполне обоснованно включала и тех поляков, что родились в Российской империи и, соответственно, попадали и в мою «епархию».

На надгробиях римского кладбища Фламинио, иначе Прима-Порта, она нашла имена супругов Михаила и Марии Кобылинских. Известный шляхетский род. Автор даже слегка полонизировала фамилию: выходила благородная польская чета, пан Kobylinski (1883-1968) и пани Kobylinska (1886-1962). Интуиция мне подсказывала, что эти Кобылинские происходили из Российской империи, и я их включил в свой свод. Я еще не догадывался, насколько был прав…

Русский революционер

Следующая встреча с Михаилом Кобылинским произошла благодаря русисту Антонелло Вентури. Когда-то я привлек его к работе над сборником о русской эмиграции в Италии⁴ и хорошо ознакомился с его исследованиями. Одно из фундаментальных — «Русские революционеры в Италии в 1917—1921 годах»⁵.

Я эту книгу периодически перелистываю и каждый раз нахожу нечто интересное. Так и в этот раз: знакомое имя — «поляк» Михаил Кобылинский. К 1917 году, с которого начинается хроника Вентури, он признанный врач-психиатр, живет и работает в Генуе, однако за ним, радикальным леваком, следят итальянские спецслужбы. В его доме проводят унизительный обыск, ничего не находят, но все-таки подозревают в политическом экстремизме и симпатиях к большевизму и из-за этого удаляют из Италии, посылая почему-то в Прагу. Что он делает в Праге, у Вентури ничего не сказано.

Осведомитель политической полиции

Ответы на многие вопросы нашлись в книге Альдо Джаннули Le spie del duce, вышедшей в этом году. Ее название можно перевести двояко: «Разведчики дуче» или же «Шпионы дуче», в итальянском это одно и тоже слово spia.

Джаннули первым исследовал папку донесений в Политическую полицию, озаглавленную «Россия — Германия». В ней он обнаружил шесть меморандумов Микеле Кобылинского, все «высокого информативного качества». Записки широко цитируются и анализируются. Относительно личности информатора дается фрагмент из предшествующего труда Мауро Канали с очень похожим названием — Le spie del regime (2004). Оказывается, Кобылинский родился в Одессе. С 1910 года жил в Италии, где работал врачом и — разведчиком (шпионом).

Исследователь японского синдрома

Реконструировать биографию стало проще. Будущий итальянский психиатр-разведчик родился в Одессе в семье купца Лазаря Кобылинского и его супруги Ревекки, получив имя Моисея. После гимназии в Одессе обучался медицине в Москве.

Когда ему было чуть больше 20 лет, Моисей в качестве военврача оказался на русско-японской войне и там занялся исследованием того, что другим тогда было неинтересно — психических расстройств у солдат, того послевоенного стресса, который позднее стали называть разного рода синдромами: вьетнамским, афганским и проч. Он не знал, что пройдет всего лишь десять лет после окончания русско-японской войны и мировая бойня предоставит ему огромное количество материала. Сам медик называл такой синдром «отстранением», посвятив ему много статей (уже на итальянском).

В послевоенной Италии получил широкую известность случай с одним ветераном, которого прозвали Smemorato — «беспамятный». Это был вернувшийся с войны солдат, якобы не помнивший своего имени и биографии. Его приняла к себе как законного мужа одна состоятельная дама, супруг которой пропал без вести на войне и теперь вроде бы нашелся. Однако родственники дамы объявили беспамятного самозванцем — начался долгий судебный процесс, который в итоге подтвердил обвинение. Оскорбленная дама и беспамятный муж навсегда уехали из Италии.

Латвийский террорист

По окончании русско-японской войны Кобылинский стал левым эсером и принял участие в Первой русской революции. В этот период он из Моисея становится Михаилом, оставляя память о своих корнях в начальной букве имени.

Его задерживает полиция, но он бежит в Швейцарию. В Цюрихе в 1908—1909 гг. он продолжает изучать психиатрию, разумеется, увлекается психоанализом, работает в психлечебницах, но не забывает при этом и о подпольной деятельности.

Историк Анна Гейфман в своем исследовании «Революционный террор в России» упоминает о нем в одной фразе — но весьма показательной: «По приезде в Цюрих Моисей (Михаил) Кобылинский, рижский представитель эсеровской газеты „Сын отечества“, стал участвовать в производстве взрывных устройств для латвийских национальных революционных сил»⁶. Можно предположить, что Кобылинский в годы Первой русской революции жил/бывал в Риге и сотрудничал там с «национальными силами».

Из Швейцарии Михаил уезжает в Италию и почти сразу же становится итальянским подданным по имени Микеле. Молниеносная скорость обретения террористом итальянского паспорта наводит на размышления… Кто ему помогал?

Генуэзский врач

Микеле выбирает Геную, великолепный портовый город. У него масса дипломов, в том числе и Генуэзского университета, и его назначают врачом в разные лигурийские психлечебницы. Одновременно с медицинской практикой он читает в университете новаторские курсы, например, по «нервно-психиатрической семиотике».

Отчего же Генуя? Только ли ради университета, не самого именитого в Италии? А ведь именно в Генуе и близ нее в то время образовался главный штаб эсеров в Европе. Эта целая колония, где важное место занимают два писателя: Александр Амфитеатров и Михаил Осоргин. Наезжает в Лигурию и Борис Савинков.

Генуэзская эсеровская колония противопоставляет себя большевистской группировке на Капри (Горький, Луначарский, двумя наездами Ленин). Но итальянцам трудно разобраться в этих тонкостях. Общественность в целом благожелательна к революционерам из России — участникам, как тогда называли, «русского освободительного движения». Итальянское правительство относится к ним строже и иногда выдает России террористов, что сопровождается взрывами общественного возмущения. Однако Микеле теперь итальянец и ничем не рискует.

Чехословацкий командир

С началом войны (Италия вступила в нее почти на год позже, в мае 1915 года) Микеле отправляется в королевскую армию в ранге капитана медицинской службы. Но врачебные навыки и знания Кобылинского интересуют командование меньше, чем его особые связи с Восточной Европой и владение языками. В 1916 году он поступает в бюро ITO (Informazioni Truppe Operanti, Информация по действующим войскам). Он работает при штабах, составляя сводки как эксперт балканского военного театра. Делает и боевую карьеру: Микеле Кобылинскому дают чин майора и отправляют командовать подразделением чехословацких легионеров.

Этих легионеров в Италии набралось на шесть полков. Майор Кобылинский стал командиром третьего батальона в составе 39-го пехотного полка королевской армии. Чехословацкие легионеры сражались на севере Апеннин, внеся определенный вклад в ряд успешных боев весной и летом 1918 года.

После победы Антанты легионеры из разных стран (России, Италии, Франции) образовали ядро Чехословацкой армии. И Микеле Кобылинский осенью 1918 года отправился в Прагу, столицу Чехословацкой республики. Его роль разные источники интерпретируют по-разному: некоторые называют его первым представителем Италии при Чехословакии, другие — главой итальянской разведки, «нашим человеком в Праге». Думается, что после своего легионерского опыта Кобылинский свободно говорил по-чешски.

Правительственный сотрудник

В Праге Микеле задержался ненадолго. Его привлекли к решению более важных задач — переделу европейской карты.

В 1919 году он отправляется во Францию на Версальские переговоры, готовит итальянским дипломатам досье по Балканам и зоне Дуная. Кобылинский занимает разные должности: консультанта Совета министров, секретаря министерства обороны и проч., умело переходя из одного кабинета в другой.

Однако в 1922 году к власти пришел Муссолини, и Микеле Кобылинский, почувствовав себя неуютно, вернулся в Геную и снова занялся психиатрией, от которой отошел на восемь лет. За заслуги перед правительством ему засчитали непрерывный стаж.

Он женится на русской еврейке Марии Бейлинсон, по специальности она педиатр и гинеколог, у четы рождается сын Александр/Алессандро.

Снова психолог, снова информатор

С 1923 года Кобылинский возвращается в психологию, и теперь уже до конца жизни. Но многочисленные вненаучные связи и таланты не дают ему покоя. Благополучный профессор-врач начинает вести двойную жизнь.

В Италии упрочивается власть Муссолини, итальянцы, входившие в систему, «брали билет», то есть вступали в фашистскую партию, «безбилетные» отправлялись на обочину. «Взял билет» и Кобылинский, тем более что первоначально итальянский фашизм не имел расовых идей, они были ему привиты в конце 1930-х гг. при сближении с Германией. Поэтому в Италии строго разделяют: фашизм — Муссолини, нацизм — Гитлер. Когда же два режима стали сближаться, возник симбиоз: нацифашизм.

В 1928 году Кобылинский становится информатором Политической полиции, регулярно составляя для нее разного рода «записки». Можно ли его назвать доносчиком? Думаю, что нет: в его задачу не входило доносительство на друзей и знакомых — этим занимались другие полицейские подразделения, в особенности OVRA, секретная служба по борьбе с антифашизмом. От Кобылинского хотели того, что и раньше — анализа ситуации в Восточной Европе, благо медик сохранял обширные европейские связи, а Генуя всегда была портовым городом с кипучей деятельностью. В своих записках, как полагается, Кобылинский обозначал и источники информации — почему-то очень часто он называл шведов. Не сохранились ли эти связи после латвийского опыта?

Специалист по Восточному фронту

Исследователь Альдо Джаннули изучил объемную полицейскую папку «Россия — Германия», найденную им в архиве МВД. Это более тысячи донесений на тему советско-германских отношений, интересовавших правительство Муссолини. В папках за 1939—1943 гг. информаторы анализировали пакт Молотова — Риббентропа, раздел Польши, нападение Гитлера на СССР, ход военной кампании в России, реакцию итальянцев на все эти события. По мнению Джаннули, донесения из Генуи ярко выделялись своим качеством — особенно интересными были меморандумы рубежа 1942—1943 гг. о просчетах германского командования, об утвердившейся боеспособности Красной армии. Тут у Кобылинского был еще один источник: его собственный сына Алессандро, отправившийся на Восточный фронт.

Папка кончается 1943 годом: Муссолини терпит фиаско, попадает под арест бывших соратников, его спасают немцы, которые оккупируют Рим и половину Италии.

В этом же году пропадает в России сын Кобылинского.

Антинацист

Кобылинский уходит в подполье и становится антинацистом. Как иначе? Режим Муссолини так и не смог четко осмыслить понятие «еврейство», которое он определял преимущественно по вере: крестившийся в католической церкви иудей становился полноценным итальянцем. У Гитлера было строже и конкретнее: еврейство — это кровь. При нацистах Кобылинскому, несмотря на его заслуги перед фашистским правительством, грозила депортация и смерть в концлагере. Вплоть до 1945 года он скрывался. После разгрома нацифашизма итальянцы стали искать разного рода военных преступников и их коллаборантов (впрочем, довольно вяло). Под чистку попал и вышедший из подполья Кобылинский. Но особая комиссия объявила, что он ни в чем не виновен.

Генерал в отставке

Микеле Кобылинский реабилитирован. Более того, его привлекают вновь как консультанта Совета министров и присваивают звание генерала медицинской службы. Он переезжает в Рим и остается тут, выйдя на пенсию.

Сына у Кобылинских уже нет. Алессандро пропал навсегда в русских степях вместе с тысячами других итальянских солдат.

Микеле пожертвовал Италии не только свою жизнь, научные знания, обширные связи, но и собственного сына.