Такое видео обычно показывают по федеральному каналу между вечерним выпуском новостей и 235-й серией очередного низкокачественного сериала — возможно, именно на создание подобной продукции уходят средства, которых хватило бы на лечение не одного трехлетнего Максима.

Люди стремятся помогать: кто-то просто перечисляет деньги, моргает, чтобы не щипало глаза, и смотрит сериал. Кто-то плюется: «Лучше бы на зарплату депутатам так собирали, а детей нормально лечили», — и все равно перечисляет. О судьбе этих детей из телевизора мы узнаем очень редко. Но деньги переводят многие.

В целом сфера благотворительности в России развита плохо: хотя НКО, фондов, интернатов и приютов в стране сотни, мало кто верит, что перечисленные средства будут использованы по назначению.

Охотнее всего люди в России жертвуют на то, что им понятно, на то, к чему они имеют отношение. По данным исследования социологов НИУ ВШЭ, большинство опрошенных готово внести деньги на лечение детей или на религию. Какие суммы уходят на лечение, мы примерно знаем из отчетности соответствующих фондов. Информацию о строительстве или реставрации церквей мы получаем далеко не всегда: часто это просто фотографии, описание сделанного (без смет), и общий бюджет.

Но есть и еще одно направление — на первый взгляд, не самое типичное для России. В августе 2018 года независимое российское издание «7×7» объявило сбор средств на выплату штрафа в 800 тысяч рублей, назначенного после того, как специалисты Роскомнадзора нашли «пропаганду наркотиков» в интервью с членом Либертарианской партии Михаилом Световым. Издание заявило: это акт цензуры и попытка закрыть СМИ за то, что оно предоставляет площадку для высказываний людям с разными мнениями. Нужная сумма была собрана за 28 часов. Люди переводили деньги с комментариями, от которых просыпается вера в светлое будущее: «Каждый, кто поднимает голову (и голос), рискует получить по ней от государства. Только вступаясь друг за друга, мы сумеем победить».

Потом была НКО «Трансперенси Интернешнл — Россия». В октябре 2019 года суд в Санкт-Петербурге постановил взыскать с организации миллион рублей в пользу ректора Горного университета Владимира Литвиненко, упомянутого в материале «Дело года: выбираем главный коррупционный кейс 2016-го». Также суд обязал организацию опубликовать опровержение, хотя не удовлетворил претензии Литвиненко к самому расследованию «Миллиардер с горы». Речь в нем шла о схеме, в результате которой на земле университета построили жилые дома, оказавшиеся потом в собственности компаний, связанных с Литвиненко. «Трансперенси» объявила сбор средств и собрала необходимую сумму менее чем за 10 дней.

Но абсолютный рекордсмен — издание The New Times, которое российский суд оштрафовал на 22 миллиона 250 тысяч рублей. Вопросы возникли по поводу средств, которые поступали изданию через Фонд поддержки свободы прессы (в 2014 году Минюст внес его в реестр иностранных агентов). Редактор The New Times Евгения Альбац на сайте издания объяснила, что СМИ получило «Представление об устранении нарушений федерального законодательства» от прокуратуры в июне 2018 года. В документе содержалось требование отчета о получении средств от иноагента. Евгения Альбац пишет, что никаких проблем с отчетностью не было, «но мы — пропустили. Банально — пропустили».

СМИ оформило и отправило все требуемые документы, но от административного иска его это не спасло, хотя, как пишет адвокат Евгении Альбац, последний из возможных сроков привлечения к административной ответственности истек еще в июле. Опускаем процессуальные нарушения со стороны правоохранительных органов. В сухом остатке — самый крупный штраф для СМИ в российской истории за несвоевременное предоставление сведений о денежном финансировании (ч. 1 ст. 13.15.1 КоАП).

А дальше случилось если не чудо, то, без сомнений, удивительное событие: за четыре дня издание собрало более 25 млн рублей для выплаты штрафа. Евгения Альбац писала, что средства на погашение штрафа переводили люди со всего мира: «Пусть знают, что мы не рабы», «Вы нам нужны!», «Екатеринбург с вами! Обязательно держитесь».

Деньги собрали, но тут общество раскололось. Одна часть ликует: мы смогли спасти крупицу независимой журналистики, издание продолжит работу. Люди проявили готовность поддерживать свободу слова, выразили несогласие с решением правоохранительных органов (которые, вообще-то, должны представлять интересы граждан) — а это немало.

Вторая часть общества возмущена. Зачем собирать такие деньги и отдавать их государству, если можно закрыть издание, зарегистрировать новое юридическое лицо и открыть другое СМИ? Зачем перечислять деньги изданию, забывшему отчитаться за полученные средства? Не расточительство ли это — жертвовать деньги из-за чьей-то безответственности?

Вероятно, правой стороны в этом споре нет, зато есть люди, заявившие о себе как о части общества, к которой нужно прислушиваться. И это то общее, что объединяет все три случая: граждане помогали СМИ выплатить политически мотивированный штраф. И речь здесь идет уже не столько о политике, сколько об обществе, готовом объединиться, чтобы сохранить честную журналистику и свободу слова.

Почему же аналогичные кампании по сбору средств на помощь интернатам и приютам, проводящиеся регулярно, такой популярностью не пользуются? В России есть культура «помочь всем миром» — но один раз, и нет культуры помогать систематически. Есть порыв, потому что каждому еще жить в этой стране, которая борется с правдой и с теми, кто эту правду отстаивает, но нет постоянства порыва. И это касается не только благотворительности. Человек пытается решить проблему (чаще всего созданную государством), не понимая, что ее корень так глубок, что, даже решив ее сейчас, он лишь отсрочит новую вспышку.

Вернемся к данным социологов о том, что большинство россиян готовы жертвовать деньги на медицину и религию. Не на содержание или поддержку, а на лечение и веру. На чудо. А главные волшебники — врачи и священники. Людям, доведенным до отчаяния, надо во что-то верить. Кто-то выбирает веру в медицину, кто-то в Бога, кто-то в адвокатов, кто-то в журналистов. Мы верим в свободу слова, поэтому берем на себя часть штрафов, наложенных на независимые издания. Мы платим эти штрафы, но ничего не делаем для того, чтобы не создавать прецедент. Мы вычерпываем кипящую кашу, которая лезет из кастрюли, но не снимаем кастрюлю с огня.