Продолжение, начало см. «Русское слово» № 5 - 6/2025

Путь на австрийскую территорию военнослужащих отдельного корпуса Георгиевского кавалера, генерал-майора Тимофея Доманова и беженцев, находившихся вместе с ними в области Фриули-Венеция-Джулия, оказался гораздо более тернистым, по сравнению с более или менее благополучным маршем казаков XV кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта Хельмута фон Паннвица, уходивших из Хорватии. С середины апреля под влиянием успешного наступления на Болонью войск 8-й британской армии генерал-лейтенанта Ричарда МакКрири (McCreery) партизанская активность резко возросла. Заставы и патрули в районе Толмеццо, где находился штаб Походного атамана Доманова, подвергались постоянным нападениям.

Итальянцы «начали „выдавливать“ немецких и казачьих оккупантов из Северной Италии»[1], как писала о том очевидец, искусствовед Евгения Польская, жена редактора газеты «Казачья лава». Во Фриули-Венеция-Джулия союзные операции на фронте поддерживали до двенадцати соединений партизан. Они не питали никаких добрых чувств к казакам, о чем свидетельствовали домановцы. «Неприятно было вспомнить последние месяцы пребывания в Северной Италии»[2], — писал после долгих лагерных мытарств в Советском Союзе Николай Краснов-младший, командовавший в чине сотника инженерным взводом 1-го казачьего юнкерского училища и приходившийся четвероюродным племянником начальнику Главного управления казачьих войск (ГУКВ) и Георгиевскому кавалеру, генералу от кавалерии Петру Краснову.  

Командующий войсками СС и полиции прибрежной зоны Адриатического моря, СС группенфюрер и генерал-лейтенант полиции О. Глобочник, которому в его зоне ответственности подчинялись домановцы в оперативном отношении, очевидно, рассчитывал использовать казаков в качестве заслона для прикрытия немецких тылов[3]. Но Доманов с учетом обстановки и переподчинения командованию власовской армии не собирался ввязываться в бессмысленные бои, а уже думал об уходе Казачьего Стана из Италии на север. Эвакуация позволяла минимизировать жертвы. По существующим оценкам, за период с 14 сентября 1944 года по 25 апреля 1945 года в боестолкновениях с партизанами погибли 26 офицеров, 389 казаков и 6 казачек[4].

Иные потери были тем более чувствительны не только в силу своего качества, но и очевидной бессмысленности. Так, например, 28 апреля в населенном пункте Медис[5] какой-то ретивый подросток выстрелил из карабина в затылок преподавателю тактики и топографии 1-го казачьего юнкерского училища войсковому старшине Владимиру Нефедову, убив донца наповал. Заслуженный офицер-артиллерист, прошедший три войны, участник Степного и 1-го Кубанского (Ледяного) походов 1918 года, выпускник Зарубежных высших военно-научных курсов генерала Головина, погиб в тот момент, когда на повышенных тонах вел разговор с неким соотечественником «Борисом» — полевым командиром отряда, состоявшего из граждан СССР, бежавших к партизанам при разных обстоятельствах, в том числе из отдельных частей Восточных войск Вермахта[6].

29 апреля старшие начальники Казачьего Стана, собравшиеся на совет в Толмеццо, отвергли предъявленный им партизанский ультиматум о сдаче оружия в обмен на возможность беспрепятственно оставить пределы Северной Италии — и на следующий день была объявлена эвакуация в Восточный Тироль[7], входивший при крушении нацистского рейха в рейхсгау Каринтия (Reichsgau Kärnten). Его административным центром служил город Клагенфурт, откуда до словенской границы оставалось 35—40 километров. «Люди стремились из Италии, лелея мечту, что они идут на соединение с Власовым»[8], — вспоминала Польская. Толмеццо назначался пунктом сбора частей корпуса и беженских станиц перед началом общего движения.

Остается открытым вопрос о том, почему Доманов так поздно объявил своим казакам об отступлении на север. Возможно, немецкий контроль за действиями генерала в полной мере прекратился только 29 апреля, когда генерал-полковник Генрих фон Фитингхоф, командовавший группировкой Вермахта и СС на Юго-Западе (группа армий «Ц»), подписал акт о капитуляции на своем театре военных действий[9]. На итальянской территории прекращение огня устанавливалось с десяти вечера 1 мая, а в полдень следующих суток начинались разоружение войск и сдача в плен.

Однако ожесточенные бои казаков с партизанами еще продолжались 1—2 мая и сопровождались большими потерями с обеих сторон. Одновременно военнослужащие 1-й сотни войскового старшины Гавриила Просвирина — кубанца-алексеевца — из состава отдельного офицерского дивизиона помешали команде спецподразделения СС взорвать важный тоннель и мост на реке Бут[10]. Через них казаки собирались двигаться к Плеккенскому перевалу (нем. Plöckenpass)[11] в горном массиве Карнийских Альп на границе области Фриули-Венеция-Джулия и рейхсгау Каринтия. Маршрут сначала шел по берегу реки Бут, протекавшей в ущелье.

Ночью в Страстной Четверг 3 мая донцы двинулись из Толмеццо по горному шоссе на перевал, за ними последовали кубанцы и терцы. Дивизион юнкеров полковника-артиллериста Александра Медынского — кавалера ордена св. Анны IV ст. с надписью «За храбрость» за Великую войну[12], насчитывавший до 600 человек, включая чинов учебной команды и членов семей, буквально утром прибыл из района местоположения казачьего училища в соседнем местечке Вилла Сантина в Толмеццо. В тот момент здесь разыгрывалась драма последних дней войны, когда внезапно появившиеся партизаны попытались пленить Доманова и его начальника штаба, Георгиевского кавалера, генерал-майора[13] Михаила Соломахина[14].

Полевые командиры[15] категорично объявили двух генералов под домашним арестом, а также потребовали от атамана издать приказ о немедленной капитуляции казаков и сдаче ими всего оружия. Но подтянутый и суровый Медынский[16], чьи юнкера на площади выглядели настроенными более чем решительно, во избежание эксцессов предложил итальянцам немедленно покинуть здание штаба. Нехотя, но партизаны все же послушались старого русского артиллериста, оставив Доманова и Соломахина в покое. Можно сказать, что они избежали смертельной опасности. Но, учитывая последующую роль Тимофея Ивановича в судьбах десятков тысяч казаков, вряд ли чудесное спасение пошло им на пользу. На Плеккенский перевал юнкера Медынского выступили лишь после того, как через Толмеццо прошли на север военнослужащие последнего полка 1-й пластунской дивизии полковника-донца Дмитрия Силкина — бывшего командира конников-дроздовцев во время Гражданской войны[17].

Таким образом, основная часть домановцев[18] покидала Северную Италию и через Карнийские Альпы направлялась по горной дороге в соседнюю Каринтию, в общем направлении на маленький городок Кечах-Маутен (Kötschach-Mauthen)[19]. Вместе с тем какие-то беженцы, не служившие в строю у Доманова, отказались от эвакуации. Они предпочли положиться на случай и остаться в Италии, несмотря на угрозу партизанской мести. Многим из них позже удалось избежать принудительной репатриации в СССР[20].

Начало тягостного похода описывала в послевоенной эмиграции Татьяна Данилевич — беженка из Западной Белоруссии, присоединившаяся к казакам в 1944 году в районе Новогрудка Барановичской области и дружившая с юнкерами Медынского вплоть до своей кончины.

«Дело было не из легких. Люди, обезумевшие от стремления возможно скорее достичь австрийскую границу, сами создавали панику. Обгоняя друг друга, они неслись вперед и запруживали дорогу в несколько рядов. Надо было разгружать то и дело создаваемые пробки, а тут над головой все время ворчали вражеские аэропланы, с окружающих высот смотрели дула везде расставленных красных[21] пулеметов»[22].

Напротив, с точки зрения Краснова-младшего, многодневный переход выглядел «сравнительно безболезненно»[23], хотя вряд ли с такой бодрой оценкой сотника бесспорно согласились бы другие участники драматических событий, разыгравшихся на Страстной неделе 1945 года.

Во-первых, весь маршрут казачьей эвакуации, проходившей в период с 30 по 10 мая по линии Толмеццо — Палуцца — Кечах — Маутен — Обердраубург (Oberdrauburg) — Лиенц, превысил 75 километров. Транспорта не хватало[24]. Люди, казавшиеся сверху «многоверстной змеей»[25], ехали на бричках, а зачастую брели пешком, порой падая от усталости. В снежных сугробах, высившихся по обочинам шоссе и краям глубоких ущелий, нередко навсегда оставались обессиленные беженцы и их кони. В толпе гражданских лиц медленно двигался большой автобус с офицерами корпусного штаба и членами их семей. Генерал Краснов и его супруга Лидия Федоровна ехали в легковом «фиате» в сопровождении двух казаков.

В большей степени эвакуированные думали о себе, а не о ближних. «Лошади падали и гибли. Люди бросали свое имущество и как-то безучастно, машинально двигались вперед, в неизвестную будущность»[26], — вспоминал один из очевидцев. Поэтому честный рассказ Польской выглядел еще более мрачным, по сравнению с другими свидетельствами:

«Куда мы идем?..

Путь [в Австрию] был ужасен. Брички были далеко не у всех. Женщины рожали среди снегов альпийского перевала. Умирали старики. Я хорошо помню крик роженицы на снегу, на обочине шоссе. По праву нас (я уже говорю „нас“) изгнали с чужой земли, но и своей у нас не было. Пеших было много. „Станичники“, брички которых были набиты добром (порой это были выварки, наполненные железным ломом), никого не подсаживали. Сотни учителей, врачей казачьего и неказачьего происхождения, интеллигентов, эвакуированных, занесенных к казакам ветром войны, плелись пешком с узелками, с детьми на руках. Озверение, возможное только у советских людей, потрясало. Мы с мужем в середине пути оказались „при бричке“ офицера-эмигранта, который ехал со штабом, но, бережа чужого коня, на крутых подъемах должны были сходить и тянуться пешком. Человек в штатском кричал с обочины: „Люди! Помогите увезти медикаменты! Сволочи бежали и бросили их прямо в снег!“ Обладатели бричек проезжали мимо с бесстрастными лицами. На обочинах в снегу отдыхали, задыхаясь, какие-то интеллигентного вида старики, быть может, ученые, актеры. „Куркули“ молча проезжали мимо, заботливо оберегая свое добро. Даже раненых, подвозимых из арьергарда, сажали с сопротивлением.

„У нас бричка была, и то мы натерпелись, — рассказывала мне богобоязненная Тоська Лихомирова. — Мама просит: „Федь, подсади вот тую тетеньку, она уже совсем синяя ползет“. А папа сказал: „Мне сейчас бричка и лошадь дороже и тебя с дитями. В коне одном теперь наше спасение!“ А где теперь тот конь?! Лучше б папа людей спасал! Вот нас теперь Бог и наказал!“

Отца Лихомирова, видимо, убили во время сопротивления при репатриации. Лихомирова с тремя детьми попала, как мы все, в СССР.

Особенно страшной оказалась ночь на [Плеккенском] перевале: брички наезжали друг на друга, ломались, среди пешеходов кто-то рыдал, проклинал и падал под ноги коней. У подошвы Альп цвела весна, на перевале — морозно, снежно. Выбившиеся из сил пешеходы падали и замерзали, потому что большинство было плохо одето — одежду съела война. Костры разводить не разрешалось. На узкой дороге среди скал в ущельях образовались пробки. Никто уже не руководил этим многоверстным обозом. Порою скатывался в ущелье женский вой и рыдания: это из арьергарда, где партизаны давили наших и стреляли, приходили вести, что убили у кого брата, у кого сына, мужа. С половины пути мы уже не видели ни штабных, ни начальников: в машинах, автобусах они проехали вперед, и мы нашли их отдыхающими в придорожной, уже австрийской, гостинице»[27].

Примерно о том же, но более коротко писал один из терцев:

«Что тут происходило, трудно описать. Почти каждый казак имел своих лошадей с повозкой или бричкой, частью привезенных еще из дома, частью взятых в Польше, а те, кто не имели, брали у итальянцев. Но все те семьи, которые были привезены в Италию одиночным порядком и группами, не имели никаких перевозочных средств. Люди брали у итальянцев тачки, двуколки и даже детские коляски, впрягались в них и сами волокли свой скарб.

Путь был ужасен! Десятки тысяч людей шли, ехали, перегоняли друг друга, и все это стремилось на север — в Австрию.

Достать что-либо для еды было невозможно[28], так как шедшие впереди, у которых лошади были получше — посильнее и повыносливее, все на своем пути уничтожали как саранча. Я прошел пешком 62 километра, пока получил возможность отдохнуть»[29].

Кульминацией беды становилась смерть детей на походе[30].

При этом существовали материальные возможности для минимизации потерь и тягот, сопутствовавших эвакуации. По данным официального учета по состоянию на 10 мая в Казачьем Стане насчитывались 12 879 лошадей (в том числе 5876, или более 45 % — в строевых частях), 872 коровы, 6 быков и 89 верблюдов. Оставшиеся 7003 лошади находились в частной собственности. Общее количество беженцев оценивалось в 17 627 человек, в том числе казаков 16 641 (стариков, инвалидов, раненных на выздоровлении, больных — 8900, женщин — 4866, детей — 2875) и иногородних лиц, не имевших казачьего происхождения — в 986 человек (5,6 %)[31]. Соответственно, одна частная лошадь в среднем приходилась на двух-трех беженцев. Вместе с верблюдами настоящей тягловой силы хватало или почти хватало для того, чтобы в абсолютном большинстве люди ехали, а не шли пешком по узкому горному серпантину, умирая от лишений по пути следования. Но ни Доманов, ни окружные, ни станичные атаманы не стали употреблять власть, чтобы использовать весь гужевой транспорт Стана в общих интересах.

Во-вторых, эвакуация в Каринтию оказалась совсем небезопасной, так как казаки вместе со своими спутниками подвергались нападениям партизан[32], в арьергарде множилось число раненых и убитых. Плохая организация порядка на марше, усталость и фактическое безразличие атаманского штаба к страданиям беженцев, предоставленных собственной участи, провоцировали неизбежные эксцессы. Трудно сказать, чтобы Доманов в тот момент осуществлял какое-либо внятное управление вверенными ему частями и соединениями.

Вечером 3 мая, в Великую Пятницу, на привале в Пиано-д'Арта[33] начались стихийные волнения среди военнослужащих 4-го Терско-Ставропольского полка 2-й бригады 1-й пластунской дивизии. Они требовали «немедленного продвижения вперед и соединения с армией ген[ерала] Власова». Лишь ночью Великой Субботы полковникам Силкину и Медынскому с трудом удалось успокоить терцев[34]. Далее в Палуцца[35] к казакам присоединились до пяти тысяч добровольцев Кавказского соединения войск СС во главе с генерал-майором князем Султан-Келеч-Шахановича-Гиреем, заслужившим за отличия на полях сражений Великой войны шесть боевых наград, включая ордена св. Владимира IV ст. с мечами и бантом и св. Анны IV ст. с надписью «За храбрость». Попутчики выглядели своеобразно. По замечанию Краснова-младшего, в Стан влилась «распущенная орда, прекрасно вооруженная автоматами, в немецких формах, говорившая на „семнадцати кавказских наречиях“». И без того слабая дисциплина упала еще больше.

В Великую Субботу и в Пасхальную ночь 6 мая казаки арьергарда достигли высокогорного Плеккенского перевала, находившегося на высоте около трех тысяч метров, о чем Данилевич сообщала:

«Подъем был тяжел, но спуск в долину оказался не легче. Ночь, ничего не видно, все люди сонные и утомленные. По бокам дороги крутые обрывы. У телег не было тормозов, казаки поминутно что-то мастерили из веревок, которые то и дело рвались. На дороге лежал снег, местами лед, на нем колеса буксовали, а лошади, шевеля ушами и боясь чего-то, шарахались в сторону. Часто помогая лошадям, казаки хватались по бокам за телегу и старались тормозить ее. А рядом рассказывали, что кто-то не смог удержать лошадь, она понесла и свалилась с телегой в пропасть.

На перевале пополз печальный слух, с тревогой передаваемый из уст в уста, что генерал П. Н. Краснов ушел от дел и находится в угнетенном состоянии духа. Что немцы хотят арестовать атамана Доманова»[36].

Моральное состояние Петра Николаевича действительно оставляло желать лучшего[37], но свободе его протеже никто не угрожал. В первые Пасхальные дни распространились новости о капитуляции рейха[38], одновременно среди казаков циркулировали слухи об успешных контактах, которые Главнокомандующий Вооруженными Силами КОНР генерал-лейтенант Андрей Власов якобы установил с западными союзниками[39].

Настроения казаков и беженцев, спускавшихся в долину Дравы, Данилевич описывала так: «Обреченные люди не желали верить в неизбежность поражения, хотя факты указывали на близкую катастрофу. Руководящей мыслью того времени была надежда на западных союзников. Надежда — что, разгромив Гитлера, они приложат все усилия для ликвидации его подлинного союзника — Сталина. Но люди с Востока просчитались, в поисках освобождения они союзника не нашли»[40].

Штаб Доманова находился в Кечахе, разместившись в отеле Bahnhof.

В небольшом селении казаки бурно реагировали на поражение вчерашних союзников. Домановцы, как свидетельствовала Польская, «дали исход [своей] ненависти, накопившейся к фашистам-немцам», «немецких офицеров вытаскивали из остановленных машин, били, вероятно, убивали, отнимали их туго набитые кофры». Генерал Краснов вышел на балкон, «грозил и кричал, но его авторитет и вовсе теперь ничего не стоил»[41]. Полковник Алексей Бочаров, бывший представителем командования ВС КОНР при Казачьем Стане, под угрозой оружия остановил одну из попутных немецких автоколонн с продовольствием, приказав забрать груз в пользу голодных беженцев[42]. У Краснова дерзкий поступок власовца вызвал оторопь. Генерал грубо отчитал Бочарова и выгнал его с глаз долой, не интересуясь деталями и подробностями[43].

Теперь судьба казаков зависела от позиции британского командования.

Продолжение следует

[1] Польская Е. Б. Это мы, Господи, пред Тобою… Невинномысск, 1998. С. 21.

[2] Краснов-мл. Н. Н. Незабываемое 1945—1956. Сан-Франциско, 1957. С. 17. Во второй половине апреля 1945 г. командир 1-го Донского казачьего пластунского полка 1-й Донской бригады 1-й казачьей дивизии генерал-майор И. В. Балабин обратился к начальнику ГУКВ и Георгиевскому кавалеру, генералу от кавалерии П. Н. Краснову со следующим рапортом: «Ваше Высокопревосходительство! Сегодня доблестная казачья армия ограбила всю провинцию Удино [правильно: Удине. — В. П.] и изнасиловала всех женщин» (цит. по: Columbia University Libraries, Rare Book and Manuscript Library, Bakhmeteff Archive (BAR). Makhonin A.I. Collection. Махонин А. И. Мемуары. Рукопись. Л. 53. Утверждение о степени родственной связи Н. Н. Краснова-мл. с П. Н. Красновым — инженер-механика А. И. Махонина, состоявшего с ними в родстве). Краснов тут же приказал генерал-майору Т. И. Доманову отрешить Балабина от командования полком, но, по всей видимости, Доманов замял дело, а Илья Васильевич остался в должности.

По оценкам разных исследователей за семь месяцев пребывания в Северной Италии в 1944—1945 гг. на 18,5 тыс. строевых казаков корпуса генерал-майора Т. И. Доманова пришлось 20 случаев изнасилований местных женщин. По соседству с домановцами формировалось Кавказское соединение войск СС (Kaukasischer Waffenverbänd der SS) ваффен-СС штурмбаннфюрера А. Тоермана в составе четырех групп, насчитывавшее до 5 тыс. человек. Считается, что военнослужащие кавказских частей изнасиловали 42 итальянок, включая девочек в возрастах 12—15 лет, и женщин на последних месяцах беременности (подробнее см.: Александров К. М. Генералитет и офицерские кадры вооруженных формирований КОНР 1943—1946 гг. Дисс... д. и. н. / СПБ ИИ РАН. СПб., 2015. Л. 517—518). Таким образом, в среднем одно преступление подобного рода приходилось на 925 строевых казаков и на 119 кавказцев. Факты совершения подобных преступлений очевидны, но оценка И. В. Балабина, скорее всего, содержала эмоциональное преувеличение для большей убедительности.  

[3] Н. Г. Перевал через Плекен-Пасс 3 мая 1945 года // Науменко В. Г. Великое предательство. СПб.; М., 2003. С. 44.

[4] Ленивов А. К. Под казачьим знаменем. Эпопея Казачьего Стана под водительством Походных Атаманов Казачьих Войск С. В. Павлова и Т. И. Доманова в 1943—1945 гг. Материалы и документы. Мюнхен, 1970. С. 198, 202, 222—223.  

[5] Примерно в 20 километрах западнее Толмеццо.

[6] Александров К. М. Казаки-юнкера в Северной Италии в 1944—1945 годах // Александров К. М. Война и мир Русского Зарубежья. М., 2022. С. 296.

[7] Ленивов А. К. Под казачьим знаменем. С. 202—203.

[8] Польская Е. Б. Это мы, Господи, пред Тобою… С. 22.

[9] Залесский К. А. Вермахт. М., 2005. С. 447.  

[10] Подробнее см.: Ленивов А. К. Под казачьим знаменем. С. 206—211.

[11] Итальянское название: Passo di Monte Croce Carnico.

[12] Награжден Высочайшим приказом 4 января 1915 г.

[13] Производства в эмиграции по Корпусу Императорских Армии и Флота (КИАФ).

[14] Генералы ждали и пропускали дальше к перевалу казачьи части с группами беженцев, чтобы затем следовать за ними в арьергарде. В Толмеццо в тот момент в своей казарме находился лишь один взвод атаманского конвоя, а в штабе корпуса при атамане — еще лишь несколько офицеров.

[15] В Штаб явились два начальника с одним адъютантом. Их подчиненные находились на площади.

[16] Кадровый офицер 32-й артиллерийской бригады Русской Императорской армии, по происхождению не был казаком.

[17] Александров К. М. Казаки-юнкера в Северной Италии в 1944—1945 годах. С. 297—298.

[18] Не успели соединиться с корпусными частями несколько сотен 3-го запасного полка, занимавшие позиции в 25—30 км юго-юго-восточнее Толмеццо. Командовал ими войсковой старшина (полковник) В. А. Лобысевич. 4 мая казаки Лобысевича сдали оружие итальянским партизанам, а с 9 мая находились в британском плену.

[19] В мае 1945 г. два австрийских близлежащих селения — Кечах и Маутен.

[20] Польская Е. Б. Это мы, Господи, пред Тобою… С. 22. «Сеньора, куда вы идете, на погибель, оставайтесь с нами! — уговаривала Евгению Борисовну квартирная хозяйка. — Вам ничего от партизан не будет, вы нам не делали зла!»

[21] Т. Н. Данилевич имеет в виду пулеметы итальянских партизан, среди которых были как сторонники националистов маршала П. Бадольо, так и коммунистов П. Тольятти.

[22] BAR. Danilevich T. N. General Manuscript’s Collection. Данилевич Т. Н. Поход обреченных. Лондон, 1963. Машинопись. Л. 52.

[23] Краснов-мл. Н. Н. Незабываемое 1945—1956. С. 18.

[24] К 10 мая небольшой автопарк Казачьего Стана насчитывал 4 легковых автомобиля, в одном из которых ехала чета Красновых, 29 грузовиков, 2 автобуса, бронеавтомобиль «Казак» и 12 мотоциклов (см.: Ленивов А. К. Под казачьим знаменем. С. 216). Все автомашины и мотоциклы находились в распоряжении корпусного штаба и командования строевых частей. Очевидно, что грузовики использовались в первую очередь для перевозки военного имущества, оружия, боеприпасов и материальных ценностей.

[25] Польская Е. Б. Это мы, Господи, пред Тобою… С. 22.

[26] Н. Г. Перевал через Плекен-Пасс 3 мая 1945 года. С. 45.

[27] Польская Е. Б. Это мы, Господи, пред Тобою… С. 22—23.

[28] На этом фоне выглядит явной мистификацией категоричное утверждение одного из авторов о том, что десятки тысяч казаков, их лошади и скот спаслись от голодной смерти благодаря внимательному отношению к себе «со стороны всех германских военных комендатур на всем протяжении похода» (см.: Ленивов А. К. Под казачьим знаменем. С. 217).

[29] А. В. Ф. Выдержки из письма терца // Науменко В. Г. Великое предательство. С. 51.

[30] Архив Музей русской культуры (АМРК) в Сан-Франциско. Коллекция А. И. Делианич — Н. Н. Петелин. Кубанский Ф. Памятник у реки Драва. Паттерсон (Нью-Джерси), б. г. Машинопись. Л. 4.  

[31] Ленивов А. К. Под казачьим знаменем. С. 216. Данные приводятся с устранением ошибок при пересчете.  

[32] Так, например, 30 апреля погиб генерал-майор Ф. В. Дьяконов — герой Великой войны, заслуживший за отличия на фронте пять боевых наград, включая ордена св. Владимира IV ст. с мечами и бантом, св. Анны IV ст. с надписью «За храбрость», участник Степного похода 1918 года. Отважного старика, которому в 1945 г. исполнилось 72 года, в начале долгого пути донцов-беженцев, двигавшихся через Вилла Сантина в Толмеццо, убили какие-то советские русские — скорее всего, бойцы из партизанского отряда вышеупомянутого «Бориса».

[33] Примерно в 10 км севернее Толмеццо.

[34] BAR. Danilevich T. N. General Manuscript’s Collection. Данилевич Т. Н. Поход обреченных. Л. 53.

[35] Примерно в 17—20 км севернее Толмеццо.

[36] BAR. Danilevich T.N. General Manuscript’s Collection. Данилевич Т. Н. Поход обреченных. Л. 54.

[37] См. например: Н. Г. Перевал через Плекен-Пасс 3 мая 1945 года. С. 45.

[38] Первая капитуляция противника была принята военными представителями государств антигитлеровской коалиции ночью 7 мая в Реймсе.

[39] Bundesarchiv-Militärarchiv (BA-MA). Militärgeschichtliche Sammlungen (MSg.) 149/7. Kosaken und Nationalitäten. «Казачий Стан» ген. Доманова. Bl. 64; BAR. Danilevich T.N. General Manuscript’s Collection. Данилевич Т. Н. Поход обреченных. Л. 55. К тому времени все попытки генерал-лейтенанта А. А. Власова и его эмиссаров добиться у западных союзников признания политического статуса КОНР и его армии оказались безрезультатными. 6—7 мая генерал Власов в сопровождении группы офицеров и чинов личной охраны находился в южном предместье Праги и мрачно оценивал перспективы вмешательства в Пражское восстание 1-й пехотной дивизии генерал-майора С. К. Буняченко (см.: Александров К. М. Офицерский корпус армии генерал-лейтенанта А. А. Власова 1944—1945 гг. М., 2009. С. 290; Hoffmann J. Die Geschichte der Wlassow-Armee / 2., unveränderte Auflage. Freiburg im Breisgau, 1986. S. 210—211).

[40] BAR. Danilevich T.N. General Manuscript’s Collection. Данилевич Т. Н. Поход обреченных. Л. 55.

[41] Польская Е. Б. Это мы, Господи, пред Тобою… С. 24.

[42] BA-MA. MSg. 149/7. «Казачий Стан» ген. Доманова. Bl. 64.

[43] Н. Г. Перевал через Плекен-Пасс 3 мая 1945 года. С. 45.