Задзвонили в усі дзвони,
І повели Гуса
На Голгофу у кайданах
І не стрепенувся...
Перед огнем; став на йому
І молитву діє:
«О Господи милосердий,
Що я заподіяв
Оцим людям? Твоїм людям!
За що мене судять!
За що мене розпинають?
Люди! добрі люди!
Молітеся!.. неповинні —
І з вами те буде!»
Т. Шевченко. Єретик
«Когда епископы завершили низложение магистра Яна Гуса, то есть когда отобрали у него чашу искупления, а затем со страшными проклятиями, как положено в таком случае, сорвали с него одно за другим облачения и удалили его священническую тонзуру, то после этой постыдной церемонии они возложили на его голову пирамидальную бумажную корону длиной в локоть, на которой были нарисованы три дьявола, пожиравших грешную душу, с надписью: Hic est haeresiarcha», — пишет Петр из Младонёвиц, присутствовавший 610 лет назад, 6 июля 1415 года, на аутодафе в Констанце.
Костер Яна Гуса станет самым ярким в чешской истории — от его пламени вспыхнут гуситские войны, он будет из глубины веков освещать дорогу чехов к независимости и согревать пламенем ярости в самые темные и холодные времена.
Путь проповедника
Чешский философ, проповедник и лидер церковной реформации родился в 1370 или 1372 году в Гусинице-у-Прахатиц, а возможно, в Гусинице-у-Праги — сведенья о его детстве и юности крайне скупы. В 1390 году по совету родителей Ян поступил в Пражский университет, где в 1396 году получил титул магистра свободных искусств, а в 1400 году был рукоположен в священники. Преподавал, стал деканом и бакалавром теологии. Известность Гуса выросла настолько, что он был приглашен в качестве духовника к королеве Софии Баварской, второй жене Вацлава IV.
Ян Гус избрал духовный путь старочешской реформаторской школы — обличал недостатки общества и верхушки духовенства. Духовным предшественником Гуса был английский теолог Джон Уиклиф — чешский философ развивал его концепцию принципов закона Божьего как обязательной для всех нормы и учение о праве подданных на сопротивление властям предержащим.
Прославился магистр Ян своими пламенными проповедями в Вифлеемской часовне, куда стекались толпы народа. После того как на столицу Чешского королевства, за исключением Вышеграда, был наложен интердикт, означавший, что до тех пор, пока подозреваемый в ереси проповедник находится в городе, действует запрет на совершение любых церковных обрядов — месс, крещений и отпеваний, — Гус покинул Прагу.
Историки часто задаются вопросом, как сложилась бы судьба Яна Гуса, если бы он отказался ехать на Констанцский собор. Следует сказать, что Гус вез с собой множество охранных и рекомендательных грамот от чешского дворянства и даже от Сигизмунда Люксембурга, гарантировавших чешскому проповеднику свободное передвижение по всей территории империи. Правда, они не распространялись на церковную сферу, но магистр Ян Гус был полон решимости отстаивать свои взгляды на церковь и ее реформу.
«Мелкое дело какого-то чешского еретика»
«Вне всяких сомнений, Ян Гус сам хотел предстать перед церковным собором. Он написал „Речь о мире“, которую собирался там произнести. Еще в 1414 году многие предостерегали Гуса от поездки в Констанц, но он не позволил себя отговорить, поскольку дал обещание. Следует отметить, что дело Гуса рассматривалось в Констанце как causa minor — второстепенное. Там обсуждали схизму и другие важнейшие вопросы, и никто не догадывался, что из этого „мелкого дела какого-то чешского еретика“ разгорится общемировая реформа, поскольку позже и Мартин Лютер, и его последователи обращались к заветам Яна Гуса», — рассказала в интервью «Чешскому Радио» пастор Чехословацкой гуситской церкви Гана Тонзарова.
В Констанц Ян Гус приехал 3 ноября 1414 года. Спустя три недели чешскому проповеднику сообщили, что с ним желают говорить кардиналы, однако это было ловушкой: Гус оказался в заключении, откуда уже не вышел. Сначала «еретика» заперли в доме одного из каноников, а затем перевели в настоящую тюрьму на острове в Боденском озере.
В марте 1415 года сопровождавшие Гуса чехи вернулись на родину, и с узником остался только Петр из Младонёвиц. Ян Гус корчился от боли на тюремной соломе — его мучила лихорадка и расстройство желудка.
Каждый день, даже когда чешский философ трясся в лихорадке, к нему приходил кто-нибудь из следственной комиссии, а иногда сразу трое, с пачкой бумаг по делу. Гус просил дать ему адвоката, однако перед лицом инквизиции у подозреваемого не было на это права.
Лицом на запад
«Важно помнить — все три четверти года, пока Гус находился в этой суровой тюрьме, у него была возможность отказаться от своих идей. К нему ходили, убеждали, но он не соглашался. И не потому, что, как обычно говорят, настаивал на своей правоте, — он писал, что „боится оскорбить Божью правду“. Гус подчеркивает — то же самое происходило с Иисусом Христом: Его лживо осудили, лживо обвинили. Идеалом для человека Средневековья был путь мученичества, и Гус говорил: „Я страдаю куда меньше, чем Иисус Христос“», — объясняет пастор Гана Тонзарова.
«Гуса вывели из церкви, и после него на церковном помосте осталась лишь небольшая кучка одежды: две черные юбки, кованый пояс, два ножа в одних ножнах и кожаная сумка с небольшим количеством денег. Тем временем палачи поставили еретика (собственно, «архиеретика») в процессию, состоявшую из целой тысячи вооруженных людей, которой командовал граф Пфальцский Людовик. Когда Гус был таким образом коронован и выведен из церкви, его книги были в тот же час сожжены на кладбище», — пишет Петр из Младонёвиц.
Труды Яна Гуса действительно сжигали на кладбище Констанца, однако это были не рукописные оригиналы сочинений — их президиум церковного собора тщательно сохранил…
По пути к месту казни Гус пытался по-немецки объяснить, что он не еретик и проповедует не ереси, а истину. Петр с присущей ему точностью записал, какие псалмы пел по дороге на костер магистр Иоанн. Для последних минут своей жизни Гус выбрал «Помилуй меня, Боже, на Тебя, Господи, уповаю...»
Гуса привели на луг, служивший для города конским могильником. Там с него сняли последнюю черную юбку, оставив только рубашку и обувь, и тщательно привязали мокрыми веревками к столбу, заведя руки за спину. Потом кто-то из священников сказал, что негоже еретику смотреть на восток: «Поверните его лицом на запад!» После кратких препирательств осужденного развернули. Затем Гуса приковали к столбу за шею закопченной цепью, на которой какой-то бедняк вешал над огнем свой котел…
Пепел, развеянный над Рейном
Перед тем как костер был подожжен, Гуса в последний раз попытались уговорить отказаться от своих убеждений и тем самым спасти себе жизнь. Чешский философ ответил, что хочет «умереть весело» в правде Евангелия, которую он «писал, учил и проповедовал».
Костер подожгли. Ян Гус начал петь псалмы, но скоро пламя закрыло ему рот. Когда тело еще висело на накинутой на шею цепи, столб с трупом сбросили на землю и, подбросив в костер третью телегу дров, раздробили кости, чтобы они скорее обратились в пепел. Но и на этом страшный театр не закончился: сердце Гуса нанизали на пику и поджарили, словно на вертеле. Затем прах чешского проповедника был брошен в Рейн, чтобы навсегда стереть магистра Яна Гуса из людской памяти.
«От святых оставались мощи, которым впоследствии воздавали почести. Чтобы этого избежать, прах Яна Гуса собрали и выбросили в Рейн. От Гуса не осталось ничего, что могло бы послужить объектом поклонения», — говорит сотрудница Института медиевистики Павлина Церманова.
Констанцский собор не мог и предположить, чем обернется сожжение «какого-то чешского еретика». Вскоре из Чехии изгонят высшее католическое духовенство, отношения с Папой будут разорваны, а против императорских войск ощетинятся вагенбурги Яна Жижки. Чехи переживут небывалый взлет пассионарности. До сих пор можно услышать выражение: «Последний настоящий чех погиб в гуситских войнах»…
Позже факел от костра Яна Гуса зажгут Франтишек Палацкий, чешские будители, первый президент Чехословакии Томаш Гарриг Масарик. На знаменах чешских воинов будут писать: «Ян Гус». Его именем назовут полк легионеров в Первую мировую и партизанский отряд в годы протектората.
Ян Гус в панславизме русских классиков
Образ пылающего Яна Гуса будоражил воображение многих поэтов, которые изображали именно эти сцены — неправедный суд и мученическую смерть праведника.
В 1870 году, к 500-летию со дня рождения Яна Гуса, Федор Тютчев в славянофильском и антикатолическом порыве опубликовал стихотворение «Гус на костре». Гус интересует автора как «суровый обличитель римской лжи» — поэт призывает чехов как «род единокровный» порвать с Западом — «юродствующим Римом».
Костер сооружен, и роковое
Готово вспыхнуть пламя. Все молчит.
Лишь слышен легкий треск — и в нижнем слое
Костра огонь предательски сквозит.
Дым побежал — народ столпился гуще,
Вот все они — весь этот темный мир:
Тут и гнетомый люд — и люд гнетущий,
Ложь и насилье — рыцарство и клир.
Тут вероломный кесарь — и князей
Имперских и духовных сонм верховный,
И сам он, римский иерарх, в своей
Непогрешимости греховной.
Тут и она — та старица простая,
Не позабытая с тех пор,
Что? принесла, крестясь и воздыхая,
Вязанку дров, как лепту, на костер.
И на костре, как жертва пред закланьем,
Вам праведник великий предстоит,
Уже обвеян огненным сияньем,
Он молится — и голос не дрожит.
Народа чешского святой учитель,
Бестрепетный свидетель о Христе
И римской лжи суровый обличитель,
В своей высокой простоте
Не изменив ни Богу, ни народу,
Боролся он — и был необорим —
За правду Божью, за ее свободу,
За все, за все, что бредом назвал Рим.
Он духом в небе — братскою ж любовью
Еще он здесь, еще в среде своих,
И светел он, что собственною кровью
Христову кровь он отстоял для них.
О чешский край — о род единокровный!
Не отвергай наследья своего —
О, доверши же подвиг свой духовный
И братского единства торжество!
И цепь порвав с юродствующим Римом,
Гнетущую тебя уж так давно,
На Гусовом костре неугасимом
Расплавь ее последнее звено.
Справедливости ради следует напомнить, что фразу Sancta simplicitas — «О святая простота!», которую якобы произнес Гус, увидев, что какая-то старушка бросила в костер хворост, Петр из Младонёвиц не приводит, и историки считают этот эпизод выдумкой, о чем Тютчев, конечно, не знал.
В 1859 году стихотворение Яну Гусу посвятил Аполлон Майков, которого панславянские идеи забросили в Прагу. Там он познакомился с главными фигурами чешского и словацкого национального возрождения — Вацлавом Ганкой и Павлом Йозефом Шафаржиком.
В стихотворении «Приговор. Легенда о Констанцском соборе» Майков рассказывает, как соловьиное пение пробудило было в судьях человеческие чувства, чуть не заставив их помиловать осужденного. Однако в итоге князья церкви решили, что это был не глас Божий, а дьявольское искушение.
Был в собранье этом старец;
Из пустыни вызван папой
И почтен за строгость жизни
Кардинальской красной шляпой, —
Вспомнил он, как там, в пустыне,
Мир природы, птичек пенье
Укрепляли в сердце силу
Примиренья и прощенья, —
И, как шепот раздается
По пустой, огромной зале,
Так в душе его два слова:
«Жалко Гуса» — прозвучали;
Машинально, безотчетно
Поднялся он — и, объятья
Всем присущим открывая,
Со слезами молвил: «Братья!»
Но, как будто перепуган
Звуком собственного слова,
Костылем ударил об пол
И упал на место снова;
«Пробудитесь! — возопил он,
Бледный, ужасом объятый. —
Дьявол, дьявол обошел нас!
Это глас его проклятый!..
Каюсь вам, отцы святые!
Льстивой песнью обаянный,
Позабыл я пребыванье
На молитве неустанной —
И вошел в меня нечистый!
К вам простер мои объятья,
Из меня хотел воскликнуть: «Гус невинен».
Горе, братья!..»
…И, восстав, Йоганна Гуса,
Церкви божьей во спасенье,
В назиданье христианам,
Осудили — на сожженье...
Считается, что именно «Легенда о Констанцском соборе» натолкнула Достоевского на идею «Легенды о великом инквизиторе». Так чех Ян Гус трансформировался в образ невинно осужденного Христа.
«Еретик» Тараса Шевченко
Кругом неправда і неволя,
Народ замучений мовчить.
І на апостольськім престолі
Чернець годований сидить.
Людською кровію шинкує
І Рай у найми оддає!
Небесний Царю! Суд Твій всує,
І всує царствіє Твоє.
Замысел поэмы «Еретик», описывающей суд над Яном Гусом и казнь чешского проповедника, вероятно, появился у Тараса Шевченко после знакомства в 1844 году в Москве с украинским филологом-славистом, собирателем фольклора Осипом Бодянским. Вернувшись из поездки по славянским странам, Бодянский читал в Московском университете лекции по славяноведению — они стали первыми лекциями по чешскому языку, истории и литературе, прозвучавшими в учебном заведении Российской империи.
Украинский литературовед Прокоп Гонтарь предполагает, что Осип Бодянский познакомил Тараса Шевченко с поэтом и публицистом Карелом Гавличеком Боровским, работавшим тогда в Москве. От него Шевченко мог почерпнуть сведения о чешской истории.
Очевидно, воображение Тараса Шевченко поразила борьба чешского народа против католицизма и властей, религиозных и светских. Поэму о мученике за правду поэт посвятил Павлу Йозефу Шафаржику.
Слава тобі, Шафарику,
Вовіки і віки!
Що звів єси в одно море
Слав’янськії ріки!
Осип Бодянский высоко ценил Павла Йозефа Шафаржика и передал это восхищение своему другу-поэту. «Шевченко рассказывал мне, что прочел все источники о гуситах и эпохе, им предшествовавшей, какие только можно было достать, а чтобы не наделать промахов против народности, не оставлял в покое ни одного чеха, встречавшегося ему в Киеве и других местах, которых расспрашивал», — свидетельствует украинский поэт Александр Афанасьев-Чужбинский.
В переписке Шевченко упомянут талантливый чешский музыкант, композитор и фольклорист Алоиз Едличко, который многие годы собирал в украинских деревнях народные песни. Шевченко познакомился с Едличко летом 1845 года и показывал ему свои произведения в рукописях.
Александр Афанасьев-Чужбинский пишет, что в конце октября 1845 года Шевченко прочитал ему поэму, в которой «возвысился к своему апогею...»
Прозріте, люди, день настав!
Розправте руки, змийте луду.
Прокиньтесь, чехи, будьте люди,
А не посмішище ченцям!
Розбойники, кати в тіарах
Все потопили, все взяли,
Мов у Московії татаре,
І нам, сліпим, передали
Свої догмати!.. кров, пожари,
Всі зла на світі, войни, чвари,
Пекельних мук безкраїй ряд...
І повен Рим байстрят!
Рукопись поэмы «Еретик» была конфискована властями вместе с другими бумагами Шевченко во время ареста поэта в 1847 году. После возвращения из оренбургской ссылки он пытался разыскать текст и действительно нашел его у своего друга Михаила Максимовича.
В марте 1847 года в Киеве арестовали чиновника Н. И. Гулака, ученого и педагога В. М. Белозерского, историка Н. И. Костомарова, поэта и художника Т. Г. Шевченко… По доносу тогда схватили членов тайного Кирилло-Мефодиевского братства, выступавшего против крепостничества и за республиканский строй. Кирилл и Мефодий в названии общества появились как символ стремления к всеобщей грамотности.
«Каждое славянское племя должно иметь самостоятельность и народное правление при совершенном равенстве сограждан», — считали члены братства.
В ходе расследования дела впервые в официальных документах появляется термин «украинофильство». «Украинофильство есть привязанность весьма малого числа малороссиян к своей народности, происшедшая от того, что эта народность гаснет, народ меняет свой язык на русский, а известно, когда исчезает народность, всегда является в пользу ее агоническое движение», — указывалось в документах братства.
В секретном докладе Николаю I шеф жандармов граф А. Ф. Орлов писал: «В Киеве и Малороссии славянофильство превращается в украинофильство. Там молодые люди с идеею соединения славян соединяют мысли о восстановлении языка, литературы и нравов Малороссии <…>. Все они не заговорщики, не злоумышленники и увлекаются только <…> пылкою любовью к своей родине <…>. Но даже от чувств хороших могут впоследствии возникать важные государственные преступления». Шеф жандармов считал, что для Российской империи украинофильство опаснее славянофильства.
В проекте доклада императору Орлов отмечал: «Славянофилы, занимающиеся утверждением в отечестве нашем языка, нравов и образа мыслей собственно русских, очищением нашей народности от излишних примесей иноземного в высшей степени полезны: они суть двигатели в государстве, орудия самостоятельности и могущества его, так что правительство должно пользоваться ими и поощрять тех, которые действуют в истинно русском духе».
Все зробили... Постривайте!
Он над головою
Старий Жижка з Таборова
Махнув булавою.
Литература:
Petra z Mladoňovic Zpráva o mistru Janu Husovi v Kostnici. Univerzita Karlova. 1965.
Гонтар П. Українсько-чеські літературні зв’язки ХІХ ст. — Київ, 1956.
Качала О. А. Тарас Шевченко і слов’янське питання. Передумови аписання поеми «Эретик». Львів, 2018.
Малютина Т. П. Участие в Кирилло-Мефодиевском обществе и саратовская ссылка Н. И. Костомарова. Воронежский государственный аграрный университет. 2011.
Чужбинский А. Воспоминания о Т. Г. Шевченко // Русское слово. — 1861. — № 5.
